— Валерия! — воскликнул он, и я вдруг очутилась в его объятиях.
В романах я читала, что объятия заканчиваются нежным поцелуем. Поцелуй Александра О'Коннелла был страстным, а объятие по-мужски сильным и грубым. Если бы я могла, то вырвалась бы из его рук, но где-то в глубине души я была рада тому, что произошло: ведь период неуверенности и безразличия закончился.
— Так вы этого хотели, мисс Валерия? — тихо спросил он, оторвав свои губы от моих. — Вы преследуете меня с того самого дня, как я оказался под крышей вашего дома. Знаете ли вы, что я не деревянный паяц, а человек из плоти и крови?
В этих сильных, как тиски, руках я впервые почувствовала себя всего лишь слабой женщиной, но в ту же секунду меня охватил приступ гнева, и я нашла в себе силы оттолкнуть его.
— Как вы смеете вести себя таким образом? — выпалила я. В данную минуту я до глубины души ненавидела Александра О'Коннелла.
Не знаю, чем бы это все кончилось, но мы услышали шаги возвращающегося Джимми.
— Здравствуйте, мистер О'Коннелл, — сказал он. — Хороший нынче денек выдался. Погода словно дожидалась, когда вы придете в гости к священнику. Он мне сказал, что давно вас поджидает.
— Вот как, — сказал учитель, смахнул с рукава пальто воображаемую пылинку и сделал вежливый поклон в мою сторону. — Извините, мне пора. Желаю вам приятно провести время. До свидания, мисс Валерия! Будь здоров, Джимми.
Это его спокойствие, этот наглый взгляд, говорящий, что ничего особенного не случилось, были так возмутительны, что я не задумываясь влепила бы ему пулю в лоб, если бы это было возможно. Взяв себя в руки, я спокойно сказала:
— Желаю и вам хорошо отдохнуть от трудов. Не забывайте только, что вас ждут в замке, и постарайтесь не опаздывать.
Он поклонился мне еще раз и, повернувшись, быстро пошел прочь. Я смотрела ему в спину, шепча про себя, чтобы этот наглец провалился в тартарары.
— Я захватил ведро воды, — сказал Джимми, — и сейчас начну протирать плиты. Наш священник был рад, что нашел партнера для игры в шахматы. Ведь с сэром Генри он в ссоре, а сэр Лайонел Брюстер так стар, что путает фигуры.
Лайонел Брюстер был одним из наших соседей, но так как дед предпочитал жить в полном одиночестве, а с некоторыми из соседей — в том числе и с Брюстером — имел споры относительно границ земельных владений, то о наших соседях слуги знали больше, чем мы, господа.
Я раскладывала цветы и еловые ветви и плохо слушала, что говорит Джимми, — он говорил, как грубо обращается с ним конюх, для которого лошади важнее людей, — но когда он вдруг заговорил об учителе, о котором вот уже два месяца судила и рядила вся прислуга, я навострила уши.
