Суровые дни | страница 97
— Я не виню вас, брат, — тихо сказал он, потупившись. — Если бы вина мира была такой, как ваша, можно было бы жить спокойно. Чем провинились вы? Тем, что набросились на меня с топором? Если бы вы даже опустили топор мне на голову, и то не было бы перед богом вашей вины. Ни я, ни вы не виновны в случившемся, брат мой! Пусть проклятие обрушится па головы тех, кто толкает нас на братоубийственные дела!
В толпе оживленно заговорили. Видимо, слова старого поэта пришлись по сердцу многим. Послышались возгласы;
— Мерхаба, шахир-ага!
— Аперин, Махтумкули-ага!
— Мерхаба!
Строгие морщинки у глаз Махмуда разбежались тонкими лучиками улыбки.
— Чего мы стоим на дороге! — сказал он. — Пойдемте в дом! Там за чаем и продолжим разговор!
Несколько стариков из толпы двинулись вслед за ним.
Махмуд распахнул обе створки калитки, проделанной в высоком глинобитном дувале.
— Прошу вас, гости!
Женщины, мывшие посуду, с визгом бросились в разные стороны.
Махмуд засмеялся и сказал:
— Проходите, поэт, посмотрите, как мы живем! Вот здесь обитают восемь семей!
Крохотный дворик, со всех сторон стиснутый сплошными массивами домов с подслеповатыми оконцами, напоминал колодец. Старая одежда, вынесенная для просушки, бедная утварь — все свидетельствовало, что хозяйка здесь — нищета. И только полуденное солнце, равно освежающее и дом бека и жилище бедняка, делало двор ярким и весёлым.
По простенькой лесенке, сооруженной из двух тонких бревен, гости поднялись в тесную, но очень чистую, прибранную, свежевыбеленную комнатку. На полу ее был разложен слой камыша, поверх которого лежали два видавших виды коврика. В дальнем углу на железном сундуке высилась стопка одеял и тощих подушек. По обе стороны узкого, как бойница, окошка тянулись полки. На одной из них стояли миски и пиалы, на другой — разного размера и формы кувшинчики — единственное украшение жилища.
Махтумкули кивнул на кривую саблю в черных ножнах, висящую на стене.
— А вы говорили, уста, что не умеете владеть оружием!
— Это — сына! — нахмурясь, ответил Махмуд, и Махтумкули пожалел, что так неосторожно задел сердечную рану хозяина.
Однако Махмуд хмурился недолго. Когда гости расселись, он сказал, обращаясь к краснобородому старику:
— Вот ты просишь, чтобы он простил тебя… А ты знаешь, что за человек поэт Махтумкули? Он такой же, как и мы, не удостоенный милости бога бедняк. У него было два брата. Один погиб в схватке с нашими, другой попал в плен и нет о нем вестей до сих пор, хотя прошло уже много лет. Махтумкули, положась на милость судьбы, отправился на поиски брата. А ты накинулся на него, как на врага!