Махтумкули достаточно хорошо знал Шатырбека и мог бы многое возразить собеседнику. Однако он, при всей неприязни к Тачбахш-хану, не счел себя вправе задевать его родственные чувства. Он только сказал:
— Не осталось в мире истинного добра и ценностей. Нет хозяина в мире. Все служат только собственной алчности. Для недобрых дел поле обширно, для добра — меньше моей ладони.
— Клянусь аллахом, вы говорите правду, поэт! — снова согласился Тачбахш-хан. — Действительно, мир губит жажда богатства. Каждый стремится стать богатым, не думая о других. Конечно, богатство вещь приятная, но не всем оно достается. Клянусь аллахом, я согласен с вами!
«Слишком часто для искреннего человека ты поминаешь имя аллаха», — подумал Махтумкули и сказал:
— Богатство, хан, это соленая вода из дурного колодца. Чем больше пьешь ее, тем сильнее жажда, которая в конце концов становится настолько сильной, что подавляет все остальные чувства. Кто был богаче Гаруна? А что принесло ему богатство? Глаза его наполнились песком, но деньгами они не насытились, — не осталось ни богатства, ни доброй памяти. А вот Аннуширван Справедливый до сих пор живет в сердцах людей.
Старый слуга с поклоном распахнул дверь, пропуская в комнату богато одетого молодого человека с подвязанной рукой и бледным измученным лицом. При виде Махтумкули печальные глаза вошедшего оживились, он радостно протянул здоровую руку:
— Салам алейкум, Махтумкули-ага!
— Мир и тебе! — приветливо отозвался старый поэт, уже не удивляясь новой метаморфозе: вошедший был Нурулла. Он опустился на ковер рядом с Махтумкули и тихо сказал:
— Вы были мне как отец, Махтумкули-ага, вы спасли меня от смерти. До конца дней своих буду благодарить аллаха, если сумею сделать что-либо доброе для вас.
Поэт ласково положил руку на колено Нуруллы;
— Нурулла, сын мой…
— Очень прошу вас, Махтумкули-ага, простить меня за обман! — перебил Нурулла, не поднимая глаз. — Я назвался чужим именем. Меня зовут Фарук.
— Пусть так, — кивнул Махтумкули. — Для других ты Фарук, для меня останешься Нуруллой.
Бледное лицо юноши порозовело.
— Я согласен! Пусть это будет мое второе имя, которое дал мне мой второй отец!
Тачбахш-хан неодобрительно поморщился, сказал:
— Я объясню вам все, поэт: Фарук-хан тоже наш родственник, сын славного Мухаммеда Ифтияр-хана, которого народ почитал своим родным отцом. Очень сердечный был человек, да будет над ним милость и молитва аллаха! Почти в один день с шахом Агамамедом ушел он из этого мира. Фарук-хан, слава аллаху, растет таким же, как и его отец — помогает бедным и беззащитным, осуждает злых, защищает добрых. Клянусь аллахом, не льщу! Хоть он еще и очень молод, но достаточно умен, чтобы руководить народом. И сердце у него храброе, как у льва!
