— Раскрою! — блеснул глазами Караджа. — Если Махтумкули-ага напел такие слова, которые могут удержаться в медной голове Тархана, то я сдаюсь, — сказал он несколько косноязычно от заложенного под язык наса и засмеялся, брызгая желто-зеленой слюной.
В разговор вмешался Джума, который до сих пор молча ел чурек, макая его в чай:
— Скажи, Караджа, а тебе запомнилось хоть одно стихотворение Махтумкули-ага?
Караджа рассердился:
— А зачем? Ты заучиваешь — и ладно.
— Если ты моей головой обходишься, так зачем свою тыкву на плечах носишь?
— Мало у меня других забот, кроме газелей-пазелей? — нахмурился Караджа. — Куда ни ступишь, то — яма, то — рытвина. Ты меня из них вытаскивать будешь, что ли?
— Где уж мне. А вот Махтумкули-ага мог бы…
Караджа покачал головой.
— Пяхей, язык без костей — мели, что придется!
Пристально глядя в глаза собеседника, Джума серьезно сказал:
— Не в языке моем дело, Караджа. Вот видишь эту воду в арыке? Когда мы спешились, ты пил ее взахлеб, и тело твое получило удовольствие. Верно? А стихи Махтумкули-ага— такая же вода для души жаждущего.
Караджа вытянул губы трубочкой, чтобы не расплескать скопившуюся от едкого наса обильную слюну, сказал совсем невнятно:
— Эй-хо! Тогда значит, можно всякими газелями-пазелями жажду утолить?
— Насчет жажды не знаю, — вмешался Тархан, — а вот насчет тебя это уж точно Махтумкули-ага сказал:
С табаком не можешь долго быть в разлуке,
Рыщешь всюду, пристрастясь к той адской штуке,
Вытираешь о бока, сморкаясь, руки,
Все измазал — грудь, колени, насатан
[33].
Круглолицый лопоухий джигит весело подхватил:
От неги сладостной твой станет ум нечист,
Ослабнет мощь твоя, и взор твой будет мглист,
В костях заляжет боль, иссохнет плоть, как лист;
Все это причинит тебе чилим, курильщик
[34].
Караджа выплюнул нас, утерся полой халата.
— Глупцы вы все! Что с вами говорить!
И он улегся, подложив под голову тельпек.
Подошел Перман, принимавший участие в совещании под чинаром. Все взоры обратились к нему: он нес с нетерпением ожидаемую весть. Еще издали Перман крикнул сидевшим вдоль арыка, чтобы подходили поближе, и, когда аульчане собрались вокруг него, сказал:
— Люди! Совет яшули закончился и пришел к такому решению: всадники Хаджи-Говшана пойдут напрямик через горы и ударят на врага с тыла. Перейти через Кемерли — дело нелегкое, но другого выхода нет. Ожидая нас, кизылбаши, вероятно, все свои силы собрали у Серчешмы, и поэтому прямым штурмом крепости не возьмешь. Надо идти на хитрость. Вот и все. По коням! Быстро!
