Завидев приближающегося Махтумкули, Адна-сердар направил коня ему навстречу. Не доезжая нескольких шагов, натянул поводья и, глядя мимо поэта, иронически сказал:
— И поэт оседлал коня?
— Как видите, — спокойно ответил Махтумкули. — А бы полагали, что я не поеду?
— Я слышал о другом, — уклончиво сказал сердар.
— О чем же?
— Вам это известно лучше, чем мне.
— Может быть, о том, что вы зря проливаете кровь неповинных?
Сердар метнул злой взгляд из-под витых висюлек тель-пека:
— Я?! Зря проливаю кровь?!
— Да, сердар! Сегодня нас порубили кизылбаши, завтра мы их порубим, — а чем это закончится? Взаимная резня и истребление… Это не лучший путь. Мы все туже затягиваем петлю взаимной вражды на горле людей вместо того, чтобы попытаться ослабить ее. Вы не думали об этом?
— Не думал! — резко ответил сердар. — И думать не хочу! Кто бьет меня, того и я бью. И пусть это кончается чем угодно! Я знаю, в какую сторону дует твой ветер, шахир! Усмири свои желания — я все равно не пойду за помощью к ёмутам, если даже меня завтра за ноги повесят! Не смогу сам себя защитить — значит, туда мне и дорога!
Старый поэт осуждающе взглянул на собеседника.
— У вас, конечно, достанет сил защитить и себя и свое имущество, сердар. А вот каждый из этих бедных людей, которых вы подняли за собой, — он сумеет?
Досадуя, что затеял этот разговор, сердар дернул поводья. Отъезжая, бросил через плечо:
— Не утруждайтесь наставлениями, шахир! Я никого не неволю. Кому дорога его честь, тот идет со мной, а кто мыслит иначе — вон дорога к ёмутам.
«Да, — подумал Махтумкули, глядя на широкую спину Адна-сердара, — ты не неволишь людей, ты просто умело пользуешься их настроением. Кто удержит Бегенча, все помыслы которого заняты сейчас похищенной женой? Может быть, мать, которая беззвучно плачет возле него? Может быть, разумное слово? Нет, не удержат: он весь так и рвется в бой. А вон тот статный чернобородый джигит, что сидя на коне ласкает маленького ребенка? Его имущество и близкие не пострадали от ночного набега, но и он убежден в святости мести. И так — все они. Не надо их убеждать, не надо неволить, они уже в неволе — в неволе у недобрых стремлений, злых традиций».
— Люди, прекратите шум! — раздался повелительный голос Адна-сердара.
Рядом с ним, озираясь по сторонам, стоял щупленький Шаллы-ахун. Когда говор смолк, он взобрался на невысокую подставку и зашевелил губами, бормоча что-то про себя. Потом поднял к небу руки и фальцетом возгласил:
