Лица слушателей просветлели, губы их улыбаются, грудь дышит легко. Кажется» даже в тесной комнатушке стало просторней.
Но снова рокочут струны — люди видят, как буйно колосится спелая пшеница, слышат радостные голоса детей, веселую перекличку жнецов. Скрипят по дороге груженые арбы, кричат верблюды, недовольные тяжелой поклажей, а в бездонном небе звенят жаворонки и кажется, что это поет само небо.
Махтумкули устало опустил дутар на колени. Со всех сторон раздались восторженные голоса:
— Ай, спасибо, Махтумкули-ага!
— Доброго здоровья вам, Махтумкули-ага!
— Пусть аллах удвоит вашу жизнь!
— Тысячу лет вам, Махтумкули-ага!
И только черноусый молчал. А когда Махтумкули, отложив дутар, потянулся к чайнику, он поднял голову.
— Шахир-ага! — сказал парень таким тоном, что все невольно насторожились. — Спойте нам, шахир-ага, «Тоску по родине».
— Эти стихи не поются, сын мой, — сказал поэт.
Джигит настойчиво возразил:
— Мы их поем, Махтумкули-ага!
Махтумкули обвел взглядом сидящих и понял, что отказаться нельзя. Он хотел прочитать стихи тихо и ровно, но голос его с первых же строк зазвучал страстно:
В черный день одиночества сонные очи,
Увядая, родную страну будут искать.
В тесных клетках; своих с полуночи,
Соловьи только розу одну будут искать..
Из-за родины принял я жребий скитаний.
Тяжело мне, мой взор заблудился в тумане.
Зарыдают ладьи о слоем океане,
Истлевая на суше, волну будут искать.
Если кровь страстотерпцев прольется ручьями
И душа задохнется под злыми руками,
Беззаботные бабочки, рея роя-ми,
В чашах роз молодую весну будут искать.
Стрелы гнет, тетиву обрывает изгнанье.
И Фраги и богач в золотом, одеянье
Перемену судьбы, как свое достоянье,
У горчайшей разлуки в плену будут искать.
Комната снова погрузилась во тьму, но теперь она была зловещей, словно бы багряной от пожара.
Кто-то кашлянул.
У двери, смущенно переминаясь с ноги на ногу, стоял старый слуга.
— Простите… — сказал он, когда наступило молчание. — Фарук-хан приглашает вас, Махтумкули-ага, разделить с ним ужин!
Старый нукер долго не решался войти и стоял под дверью, слушая сначала звон дутара, потом стихи. Он понимал, что Махтумкули прощается с земляками: кого вызывает хаким, тот может и не вернуться…
— Фарук-хан просит вас… — повторил он.
— Я скоро вернусь, друзья! — сказал Махтумкули, надевая тельпек. — Мне надо поговорить с ханом и поблагодарить его за гостеприимство.
Фарук встретил Махтумкули во дворе, как встречают знатного и уважаемого гостя. Его задумчивое лицо сразу оживилось, большие выразительные глаза заблестели радостью.
