Отмечу ещё раз, что такой истинно научной и товарищеской обстановки и таких хороших людей, как в ЛОМИ, я уже позже не встречал. Это говорит о том, какими хорошими могут быть люди, если они попадают в нормальную обстановку научной работы, а обстановка в ЛОМИ была не идеальной, а просто нормальной, без склок (по крайней мере в области науки), и этого уже было достаточно для хорошей жизни и очень успешной работы. Годы, проведённые в ЛОМИ, я вспоминаю как лучшие годы моей жизни. Отмечу ещё, что потом, после кончины Г. И. Петрашень, когда в ЛОМИ пришёл новый директор, всё изменилось: ЛОМИ стал обычным институтом Академии наук, с обычной для большинства её институтов бюрократией. Исключением из правил ЛОМИ быть перестал.
Ко времени работы в ЛОМИ относится и моё вмешательство в общественную жизнь, в защиту моего коллеги К. В 1958 году я был избран членом бюро комсомольской организации ЛОМИ и сразу узнал, что неделю назад у нашего комсомольца К., научного сотрудника ЛОМИ, в райкоме комсомола был отобран комсомольский билет – не только без решения нашего комсомольского собрания, но даже без уведомления нас. Я заинтересовался, расспросил К. Оказывается, он бывал несколько раз на квартире своего знакомого Револьта Пименова, которого потом вызывали в КГБ, в чём-то обвинили, и в конечном счёте засадили в тюрьму. Много лет спустя, в 1990 году, Р. Пименов стал народным депутатом Верховного Совета России, а в 1991 году – скоропостижно скончался. Но это было много лет спустя, а тогда нашего коллегу К. вызвали в райком комсомола, поругали за то, что он «связан с идеологически вредным» человеком (Р. Пименовым), и велели отдать комсомольский билет. Он отдал, и ему объявили, что он исключён из комсомола. Мне это не понравилось. Право организации самой – и только самой – решать вопрос об исключении своего члена казалось мне основой любой демократии, любой нормальной – а не рабской – жизни. Быть рабом не хотелось. Тогдашний устав ВЛКСМ был на нашей стороне, я решил дать бой и защитить К. от «волчьего билета» (исключение из комсомола в те годы было ему равносильно). Я позвонил в райком комсомола: «Мы считаем исключение К. незаконным, противоречащим Уставу ВЛКСМ, и настаиваем на том, чтобы вы вернули ему комсомольский билет. Комсомольские взносы в райком мы можем нести только от всей организации. Пока не вернёте билет К. – взносов не будет». Это был правильный ход, поскольку без задержки взносов райком и разговаривать бы со мной не стал, но за сумму взносов они отчитывались, и поэтому реакция была мгновенной. Уже через час ко мне прибежала представительница райкома – благо райком был почти напротив нас. «Мы исключили К. в соответствии с уставом ВЛКСМ. У райкома есть такое право!» Я протянул ей устав ВЛКСМ: «Покажите мне, где, в каком месте устава это сказано?» Она растерянно полистала устав, не нашла ничего и упорхнула, сказав на прощанье: «Я доложу в райкоме».
