Потом вычислительные машины развивались, совершенствовались. Они стали привычными, надёжными, послушными. Но был у них романтический период, у которого были свои подвижники и свои жертвы, о некоторых из них я рассказал.
Мне посчастливилось провести первые годы своей научной работы в изумительном, редком, очень дружном коллективе ЛОМИ. Точнее, это я потом понял, что тогдашнее ЛОМИ – это редкое исключение, а тогда мне по своей неопытности и наивности казалось, что в науке везде так, и это ложное впечатление послужило причиной многих ошибок, которые я потом сделал.
Руководил нашей группой и всем вычислительным бюро, как я уже говорил, Николай Николаевич Поснов – человек очень мягкого, поддающегося внешним влияниям характера. Директор – Г. И. Петрашень – создал в институте товарищескую обстановку, Николай Николаевич был слепком с этой обстановки, и наша группа жила с ним душа в душу. Мы знали и о его семье, знали как он любил жену и маленькую дочку. Но вот на базе вычислительного бюро ЛОМИ решили создать большой совместный Вычислительный центр Академии наук и ленинградского совнархоза, а Николая Николаевича назначили его начальником. Началось строительство, получение больших вычислительных машин, их наладка. Н. Н. Поснов вышел из подчинения директору ЛОМИ Петрашеню и попал в тесный контакт с совсем другим кругом людей – директорами строительных трестов, директорами предприятий, поставляющих вычислительные машины, директорами предприятий, заказывающих нам вычисления и т. п. Вступив с ними в тесный контакт – а это были совсем другие люди, диаметрально противоположные директору ЛОМИ Петрашеню, Н. Н. Поснов стал меняться прямо у нас на глазах. Исчезло товарищеское отношение, появились амбиции, начальственный голос, отрывочные команды. Мало того, что изменилось его отношение к нам, к подчинённым, изменилось и его отношение к собственной семье. Он разошёлся с женой, которую ранее так искренне любил, женился на другой женщине, уже из нового круга его общения. Новая жена отметила своё появление на территории нашего Вычислительного центра тем, что устроила нагоняй заместителю Н. Н. Поснова: «Почему машина директора не была подана утром к моей квартире? Я ведь должна съездить на рынок!» Причём все эти изменения произошли с Н. Н. очень быстро, всего за один год. И уж если изменилось его отношение к семье, то не могло не измениться и его отношение ко мне. Мою группу, занимающуюся тогда усовершенствованием устройств, реализующих условные рефлексы, он распустил, меня «бросил» на проектирование энергопитания большой электронной машины. Это направление работ было для меня совсем не интересно, я обиделся. К этому добавилось желание заняться оптимальным управлением, и я покинул ЛОМИ, перешёл в Институт электромеханики, благо он был расположен совсем рядом – на другом этаже того же здания, на углу Фонтанки и Невского проспекта. Решение это, безусловно, было ошибкой. Такого коллектива, как в ЛОМИ, мне уже потом не удалось найти, а Н. Н. Поснова и его странные выходки надо было, наверное, просто терпеливо переждать. Тем более, что директором Вычислительного центра он был недолго – ему, с его мягким характером, невозможно было ужиться в новой среде, среди «хищных волков», всех этих директоров предприятий, строительных трестов и т. п., с которыми ему теперь пришлось иметь дело. Менее, чем через год его уже «съели», нашли «провинность», сняли с директорского поста, и ему даже пришлось уехать из Ленинграда в Минск. Но это уже было после моего ухода из ЛОМИ. Я встретился с Николаем Николаевичем через 15 лет. Он преподавал в Минском университете, но когда я спросил о его научной работе, то он только замахал руками: «Сейчас меня интересует только мой дачный участок, мой сад и яблоки, а наука меня уже не интересует совсем». Так меняются люди.
