— Его дело изучали, — запротестовал Мюллер, и в конечном счете ему дали бы статус беженца, разрешили бы покинуть лагерь.
Слегка заплетающимся языком Бриджит спросила: «Сколько бы ему пришлось ждать?.. Месяцы, годы? Как долго, по-вашему, человек способен выносить пребывание в лагере беженцев? Вы же бывали в таком лагере, неподалеку от нашего города. Я уж не говорю о жестокости охранников, но как долго может человек терпеть враждебные взгляды милых жителей нашего городка?»
С неожиданно прорвавшейся злостью Мюллер воскликнул: «Он бежал из своей страны от гораздо худшего. И мог бы оценить то, что наша организация сделала ради него!»
— Разумеется, — холодно произнесла Бриджит, снова поднося к губам стакан с пивом.
На ней были джинсы и легкая белая блузка. Волосы распущены по плечам. Откинувшись на спинку кресла, она олицетворяла собой усталость и безразличие.
Взглянув на нее, Ибрахим с неподдельной горячностью заговорил:
— Это дело действительно требует нашего вмешательства, доктор. Признаюсь вам откровенно, что со вчерашнего дня я чувствую тревогу, словно я чем-то виноват перед этим человеком. Я напишу о нем в моей маленькой газете. Но чему это поможет? А вы говорите, что мы, мой друг и я, можем вам помочь. Как?
Мюллер повернулся ко мне: «Вы как журналист, живущий в этой стране, можете связаться со многими лицами и учреждениями, способными оказать помощь в его розыске. Речь, конечно, не идет о полиции.
Прежде чем я успел ответить, Бриджит воскликнула, глядя прямо в глаза Ибрахиму:
— Какой вы красивый мужчина!
Все замолчали. Ибрахим густо покраснел, а за натянутой улыбкой Мюллера угадывалась настоящая злость. Но он продолжал улыбаться и, безнадежно разводя руками, изрек:
— Истинная дочь Ганса Шифера! Это его манера огорошить человека неуместными словами в самый неподходящий момент…
— Женщина в любой момент может сказать мужчине, что он красив! — парировала Бриджит.
Я счел нужным вмешаться:
— Я всегда говорил Ибрахиму, что он ошибся в выборе профессии. Если бы он пошел не в журналистику, а в кино, то стал бы звездой мирового класса.
— Прекрати! — грозно рявкнул на меня Ибрахим. А Бриджит, не отводя от него взгляд, возразила:
— Нет, звезды кино это разрисованные куклы! Красота Ибрахима именно в том, что лицо его живет. Его рот, например…
— Прошу вас, хватит, — на этот раз в голосе Ибрахима звучала мольба. — Мы говорим о серьезных вещах.
— Я вас обидела? Простите.
Мюллер тоном умудренного жизнью человека сказал:
