Увидев, как вытянулось мое лицо, он объяснил:
— Понимаешь, когда я был моложе, то обязательно брал с собой в поездки фотокамеру и запечатлевал подряд все древние соборы, памятники, сооружения, проставляя на каждой фотографии дату съемки. Теперь это меня не привлекает, и все когда-то виденное смешалось в моей памяти. Единственное, что я ищу в любом городе, это деревья и зелень. С приближением старости мне стало дорого все, что напоминает о детстве… о Ниле, о смоковницах и ивах… Я ведь феллах, как ты знаешь! Мы можем пойти в твое кафе на берегу реки.
— Мы пойдем туда обедать, если хочешь. А сейчас я предлагаю посетить один маленький сад недалеко отсюда. Я очень люблю его и называю своим тайным садом.
Когда мы миновали шумный центр и свернули на боковую улочку, спускающуюся к реке, Ибрахим как бы ненароком спросил меня:
— Куда ты отвез Бриджит вчера?
— Довез до ее дома.
Сказать ли ему, если спросит, что я поднимался в ее квартиру? А если скажу, что он подумает?
Но Ибрахим ничего не спросил… Мы подошли к фасаду старого здания, вошли в глубокую арку и, сделав несколько шагов, увидели сад, разбитый на площади между старых строений. Настоящий прекрасный тайный сад, не видимый с улицы.
Улыбающийся Ибрахим, прикрыв глаза руками от яркого света, остановился у входа, разглядывая деревья.
— Ты приходишь сюда с любимой женщиной? — спросил он полушутя.
Я ответил ему в тон:
— Разве не ты сказал вчера, что мы с тобой уже вышли из этого возраста?
Ибрахим промолчал и медленно двинулся вперед по аллее, обсаженной высокими густыми тополями и каштанами, на которых уже виднелись зеленые круглые плоды. Он рассматривал цветочные клумбы, любуясь пышными красными и желтыми розами и бело-лиловыми анютиными глазками с желтыми сердцевинами. Мы не обменялись ни единым словом, пока не уселись на лавку в углу, с которой открывался вид на весь сад. Какое-то время сидели молча, погруженные каждый в свои мысли. Потом Ибрахим прервал молчание. Не глядя на меня, он спросил:
— Сколько лет твоему сыну Нacepy?
— Ты хочешь сказать Халиду? — удивленно обернулся к нему я. — Скоро будет двадцать. Странно, что ты задал этот вопрос именно сейчас, когда я тоже думал о нем. Сегодня я буду звонить ему. А почему ты его вспомнил?
— Я вспомнил себя в его возрасте.
— Ты был совсем другим. Халид в последнее время очень изменился. Мальчиком он любил спорт, много читал, увлекался шахматами. В шахматы научил его играть я, но уже лет с четырнадцати он начал меня обыгрывать. Как и любой отец, я радовался этому. Религиозным он был с детства. Но сейчас зашел слишком далеко…
