— А вы, — она посмотрела мне в глаза, — счастливы ли вы здесь? Когда ваш друг спросил вас об этом, вы отказались ответить.
— Нет, я не чувствую себя здесь счастливым.
— И предпочли бы вернуться домой?
Потирая лоб в раздумье, я ответил:
— Это непростой вопрос. Я, как и вы, разведен. Семья моя живет там. Вы еще молоды и, если бы вернулись к себе, могли бы начать все сначала. Я же…
Я не смог окончить фразу. Помолчав, она сказала:
— Прошу прощения, но я ничего не понимаю. Возможно, ваш друг был прав, и вам действительно доставляет удовольствие мучить себя.
— Возможно.
Бриджит почувствовала мое нежелание продолжать разговор на эту тему и спросила:
— Хотите что-нибудь выпить?
— Разве мы не пьем кофе?
— Тогда, с вашего разрешения, выпью я.
Поставила на столик свою почти полную чашку, снова скрылась за шторой и вернулась с длинным стаканом в руке. Уселась напротив меня и стала трясти стакан. Некоторое время был слышен лишь звон льда о стекло. Неожиданно для самого себя я произнес:
— Когда мы сидели в кафе, я обратил внимание на одну вещь. Это касается доктора Мюллера. Прощу прощения за любопытство, но почему вы разговариваете между собой так, словно между вам?..
Сбился и замолчал.
Она отхлебнула большой глоток из стакана, поставила его и широко улыбнулась, отчего на ее подбородке и возле глаз образовались мелкие морщинки. Глядя прямо мне в глаза, произнесла:
— Между нами много всего. Во-первых, он был любовником моей матери.
Я отшатнулся, шокированный:
— О, я сожалею, что задал этот вопрос. Почему вы мне об этом рассказываете? Я не мог подумать…
— А почему нет? Вы же сказали, что ненавидите ложь.
Она по-прежнему широко улыбалась.
— Я этого не говорил. Я сказал, что понял, что живу во лжи.
Она поднялась с кресла и стала расхаживать по комнате, потряхивая своим стаканом и говоря в такт звону ледышек:
— Мне показалось, вы именно это имели в виду, я прочла это на вашем лице.
— Я все же не понимаю, почему вы так откровенны со мной. Мы ведь едва знакомы. Я даже сомневаюсь в том, что вы знаете мое имя.
— Разве вы не спросили меня о Мюллере?
— Спросил, и это было ошибкой с моей стороны. Но я не собирался выпытывать ваши тайны. Мы все-таки чужие люди.
Она прекратила ходить и несколько секунд глядела на меня молча:
— Так оно и лучше. Вы же знаете, что люди охотнее доверяют свои тайны незнакомым — в поездах, в кафе — нежели друзьям. Но не в этом дело. Дело в том, что сейчас мне хочется говорить, сегодня вечером мне хочется говорить. Вас не охватывает иногда такое желание?
