— Значит, пошли, я сварю крепкий кофе, он снимет усталость. Пожалуйста, не отказывайтесь.
И внезапная улыбка осветила ее лицо.
Она первой вошла в подъезд. В обе стены вестибюля были вделаны зеркала. Справа и слева я увидел наши отражения — высокая, стройная, одетая в синее она шла быстрыми шагами, а я в темном костюме плелся за ней следом — полная противоположность друг другу. Весна и осень, подумал я с грустной усмешкой, день и ночь. Полюбуйся, Ибрахим, как я упиваюсь самоуничижением!
Ее квартира находилась на десятом этаже. Одна большая комната, или казавшаяся большой из-за того, что немногочисленная мебель была расставлена по стенам, оставляя свободной середину. Справа от двери — диван, который, очевидно, раскладывался на ночь, превращаясь в кровать, два маленьких кресла и столик из бамбука, накрытый скатертью, вышитой желтыми и красными розами. В глубине комнаты черная штора с рисунком, изображающим девушку в белом кимоно с золотой оторочкой, лицо ее наполовину закрыто розовым веером. С потолка свисал белый бумажный абажур в виде шара с одной большой лампочкой внутри. Бриджит оставила меня и скрылась за шторой, где находились кухня и ванная. Я услышал журчание воды и голос:
— Одну минуту, я сейчас вернусь. Будьте как дома и располагайтесь поудобнее.
Я обошел почти пустую комнату и заметил в углу, рядом с широким балконом небольшую полку, а на ней магнитофон и кассеты с записями популярных песен. Там же стояло несколько книг, в большинстве, судя по названиям, полицейские романы на немецком и английском языках. На потрепанных обложках соответствующие картинки — задушенная девушка с выпученными глазами, мужчина с дымящимся пистолетом в руке и с лицом, скрытым шляпой. Но среди этого чтива я нашел два томика стихов — Гейне на немецком языке и Лорки на испанском. Голос Бриджит сзади меня произнес с извиняющейся интонацией:
— Вы не найдете там ничего, что могло бы вас заинтересовать.
Я вернулся к столику, на который она уже поставила две чашки кофе. Бриджит сняла жакет и осталась в белой легкой блузке и юбке, а туфли сменила на домашние тапочки.
Усаживаясь в кресло напротив нее и указывая рукой на девицу в кимоно, я спросил:
— Откуда у вас эти японские идеи?
— У меня нет идей, ни японских, ни китайских, — улыбнулась она. — Просто, когда я поселилась здесь, нужно было чем-то обставить пустую квартиру и как можно дешевле.
Она протянула мне чашку, а я спросил ее, действительно ли она, как говорила, счастлива здесь, и не хочет ли вернуться в свою страну. Она закивала головой и, словно ученица, повторяющая затверженный урок, подтвердила: «Да, я действительно счастлива здесь и не хочу возвращаться в свою страну».
