Марк хотел сначала обидеться на наши издёвки, потом взглянул на свою баррикаду, и сам сначала прыснул, а потом залился звонким смехом.
Мы хохотали сначала над перестраховшиком Марком, потом обнаружили, что все стоим посреди комнаты совершенно голые и раскрасневшиеся после банных процедур и бега. Но вместо того, чтобы одеться, продолжали покатываться со смеху, не в силах остановиться.
Дойдя до полного весёлого изнеможения, все наконец оделись и пошли встречать овец с поля. Большое разношёрстное стадо как раз подходило к деревне.
— Вовремя мы успели, — Ник протягивал кусочек хлеба, подманивая наших баранов. Баши сразу узнали своего хозяина и засеменили к Никите, обгоняя друг друга, в надежде урвать кусочек горбушки побольше.
— Какие они классные! Можно я тоже одного угощу? — попросил Марк.
— Держи, только смотри чтоб не цапнули.
Марик протянул хлебную корочку и тут же за ней выстроилась целая очередь. Не зная, кого из овец предпочесть, Маркуша поднял горбушку вверх, но одна из нахалок так сильно хотела угоститься хлебушком, что встала на задние лапы, передними вскочила на грудь моего друга и вырвала силой свой кусочек хлебного счастья. Марк, даже охнуть не успев, от неожиданности рухнул на землю, а бесцеремонная овца как ни в чём не бывало встала, прошлась копытами по упавшему Маркуше и пошла в хлев.
— Ну вот, придётся тебя снова вести в баню, — вздохнул Никита.
— Нет уж, — Марк встал и отряхнулся, — лучше быть целым и грязным, чем чистым и покусанным.
— Гоша, вставай, утро уже! Кто рано встаёт, тому Бог подаёт! — кто-то тормошил меня за плечо, а спать хотелось так сильно…
— Кто рано встаёт, тот всех достаёт, — я повернулся на другой бок и снова провалился в туман сновидений.
Сквозь дрёму я отмахивался от чьих-то бесцеремонно досаждавших рук, закрывал подушкой голову, чтоб заглушить навязчивое «Кукареку» за окном и шум от нарочито громко топающих ног рядом с кроватью.
Из царства морфея меня смог вырвать только крик Марика:
— Гошка! Там Мурка проснулась и сожрала всех кур! Пошли скорей, у неё из пасти голова курицы торчит, и она ещё кудахчет!
— Чего? Мурка кудахчет? — я резко подскочил и, как был, в одних трусах, вылетел на улицу.
В хлеву на мягкой подстилке из соломы мирно спала наша чудовищная лохматая красавица.
— Маркуша, что это было? Шуточки твои дуралейские? Мурка же не просыпалась, так?
— В общем да, так. Но ведь по-другому тебя было не разбудить, — оправдывался Марик.
