Они вышли во дворик, окутанный туманом, и голос Лидса стал более резким:
— А теперь слушай внимательно. Меня зовут Строуд Лидс. Твой отец был моим командиром на «Дневной звезде», когда разразилась война. В одном из сражений на Иджоку он был убит, и в течение последних трех лет я искал тебя в Дипплах на разных планетах. Искал и нашел — понятно, мой мальчик?.. Удача — я знал, что она сопутствует мне. Я бы не понял этого, если бы не почувствовал тогда на складе, что кто-то подслушивает наш разговор. Держись за меня, малыш, и частица удачи сама собой перепадет и тебе!
Лидс подмигнул ему. На губах его играла улыбка игрока, собирающегося снять с зеленого бархата крупный куш. На вялых ногах Ник тщетно пытался приноровиться к широкому шагу своего спутника, перебирая в голове только что услышанное. Туман окутывал дворик, туман стоял перед глазами. Он почти не слышал бойких объяснений Лидса в регистратуре и машинально кивнул, когда тучный надсмотрщик поздравил его с нежданно привалившим счастьем. Все это и в самом деле походило на счастье. И он, который давно уже не помнил, как улыбается фортуна, начинал верить в нее с той же заразительной страстью, что и Лидс.
Вскоре они покинули пределы Диппла. Колгерн наслаждался новыми, нахлынувшими на него ощущениями. Он мог бы по пальцам пересчитать те редкие случаи, когда оказывался за этими тяжелыми воротами, что только что захлопнулись за ним. Больница и связанная с нею боль безнадежного приговора, магазин, где через третьи руки ему удавалось покупать дешевенькие книжки. О, когда-то в них заключалась вся его жизнь, которую он тщательно сберегал от посторонних… И вот он уходит из Диппла — навсегда!
У ближайшего коммутатора Лидс торопливо набрал какой-то код. Начинался дождь, второй за этот промозглый день, и капитан накинул на голову капюшон. Ник стоял рядом с ним, слизывая с жесткой, покрытой рубцами кожи губ прохладную влагу. Даже дождь здесь, вне бараков Диппла, казался совсем иным, чуть сладковатым на вкус и чистым.
Долго ждать не пришлось. Вызванный капитаном флиттер, взметнув брызги, приземлился в десятке шагов. Когда они уже заняли обитые жесткой кожей сиденья, Лидс пристально посмотрел на него. Он больше не улыбался, и в выражении его лица проступила странная пугающая жесткость.
— Я принял решение, но это еще не все. Многое зависит от Джины и Искхага.
Юноша поежился. В огромном, разросшемся до небывалых размеров счастье появилась трещина, и ядовитой струйкой через нее начал просачиваться страх.
