— Ну уж нет!
Я вздохнула. Однако надежда умирает последней. Можно на гвоздь налететь и проколоть колесо… А еще лучше на въезде в Читтертон-Феллс обнаружить, что адрес — ах, какая незадача! — остался на кухонном столе.
* * *
— Приехали! — Злая как черт, я остановила фургончик под развесистым буком, что высился в самой середине карамельно-розовой площадки.
Вот это да! Шик! Фонтанчики журчат, цветочки благоухают, а в центре всего этого великолепия, распустив радужный хвост, расхаживает павлин. Вокруг царственной особы суетится выводок из десятка кур.
— Вот дрянь-то! — оценила красоту миссис Мэллой. — Голливудом за версту несет. В конце семидесятых только и разговоров было что об америкашке, который все это отгрохал. Чертовы янки. Спасу от них нет.
Комментарий не из приятных, но в голосе Рок-си я уловила восхищение.
Из благодарности — безмерной! — за то, что миссис Мэллой вызубрила адрес СС, я не стала обрывать ее болтовню. По мне, так «Голливуд» выглядел скорее древним храмом для жертвоприношений, где роль жертвенных овец играли ничего не подозревающие девственницы.
— Нечего рассиживаться и ворон ловить, миссис X. И так уж по чьей-то милости опоздали на четверть часа.
Выбросив ноги из машины, Рокси зацокала шпильками по мозаичной площадке, в центре которой резвился каменный дракон. Делать нечего, я поплелась следом. Ко входу вела широченная мраморная лестница, где ветер с такой яростью полоснул по ногам, что я испугалась, как бы не оторвался подол плаща. Извернулась, чтобы взглянуть, все ли в порядке, предоставив миссис Мэллой честь нажать на звонок. Дверь открылась так неожиданно, что мы отпрыгнули назад и прижались друг к дружке, точно шкодливые дети, застигнутые глухой ночью в саду с телом убиенной нянюшки.
Оч-чень интересно. Что-то не спешит Совершенство заключить нас в приветственные объятия. За дверью не было ни души. Пришлось заходить на свой страх и риск. Ну, с богом.
Мы ступили в сияние белоснежной прихожей. Стеклянный потолок с металлическими поперечинами уходил вверх, теряясь в перспективе. Прямо перед нами, на пару футов ниже прихожей, раскинулась гостиная размером с футбольное поле, оформленная в стиле сурового модерна с восточным перехлестом. Белые диванчики. Стальные столики в виде египетских пирамид и устрашающие скульптуры на постаментах. На одной из стен красовался громадный грубый холст, усеянный шляпками гвоздей вперемешку с выпуклыми бронзовыми бородавками. Из тех художеств, которыми восхищаться невозможно, но оценить — это уж будьте любезны. Единственным согревающим сердце штришком оказалось пианино, стоявшее у стеклянной стены в некоем подобии оркестровой ямы. Но и у него от тоски по остальным инструментам был удрученно-потерянный вид.
