– Фадей Семеныч, – шепнул Пышкину Вилин, – я вам простить не могу вчерашнего: при такой игре вы меня без двух оставили…
– Я же извинялся, – ответил Пышкин шёпотом, – экий вы… Не хотите ли с кладбища на поминальный обед вместе поедем, у меня извозчик.
– Нет, мы с доктором условились, я с ним поеду.
Диакон Иван Евлампиевич возглашал ектению. Кадило раскачивалось и позвякивало в его руках, выбрасывая клубы дыма от ароматного ладана.
Александр Сергеевич приподнимался со стула, чтобы молиться стоя, но сейчас же садился.
– Ишь, бедный, как убивается, – говорили в толпе, – стоять не может.
– Шутка ли: столько лет вместе прожили, да в этаком счастье-то, словно два голубя…
Вдова Чаева отошла на минутку от Александра Сергеевича и поманила к себе чиновника Митяева. Тот подошёл.
– Господин Митяев, съездите узнайте, хорошо ли там Филёв распоряжается?.. – Всё ли от кухмистера принесли?.. Прикажите почтальонам Иванову и Моложеву, чтобы официантам помогли. Пусть Филёв смотрит, чтобы стол накрыли как следует, и сейчас же оттуда возвращайтесь скажите мне, всё ли хорошо…
Хор минорными аккордами пел:
«Житейское море»…
– Вы пойдёте на кладбище? – спрашивал Пышкин Вилина.
– Придётся… Неловко иначе… Да и всё равно некуда время девать, пока всё это кончится.
Отец Иона тоненьким дребезжащим голосом читал:
«Елика аще разрешите на земли, – будет разрешена и на небеси»…
Анна Александровна громко рыдала, припав к гробу матери. Александр Сергеевич плакал и еле держался на ногах, сын его поддерживал.
– Теперь будет прощание с телом и вынос на кладбище. – сказал Розов Гусеву. – Пойдём-ка из церкви: душно здесь.
Хор пел:
«Иде же несть болезнь ни печаль, ни воздыхания».
На поминальный обед много собралось знакомых и едва знакомых. В передней Иванов и Моложев и два другие почтальона с ног сбились, принимая верхнюю одежду входивших и сваливая в углу на сундуке, так как на вешалке не было уже места.
В той самой комнате, где часа три назад лежала в гробу хозяйка этой квартиры, теперь уже были сервированы длинные столы со множеством бутылок. Зеркало и две олеографии уже были освобождены от белого коленкора. В углу на круглом столе была накрыта закуска с водкой и винами, Около этого стола собралась толпа мужчин, и все спешили выпить и закусить. Потом стали размещаться за столами. Посередине за почётным столом сел вдовец Александр Сергеевич. Он прибодрился и старался быть радушным хозяином. Около Александра Сергеевича поместилось духовенство; за тем же почётным столом сели капитан Пышкин, доктор Парфёнов, несколько старших чиновников с орденами, Анна Александровна, вдова Чаева и ещё несколько дам в трауре. За боковыми столами в этой комнате, а также за сервированным столом в соседней комнате, поместились остальные гости. У мужчин, уже выпивших и закусивших, лица приняли почти весёлое выражение. Завязывались разговоры. В комнатах стоял гул от голосов. Официанты во фраках разносили блюда. Бутылки с винами постепенно опорожнялись, и разговоры становились оживлённее. Совсем почти не говорили о покойнице, каждый говорил о том, что ему интересно. К концу обеда перед сладким, общее настроение было жизнерадостное, и только Александр Сергеевич и Анна Александровна сидели с печальными лицами. Вдова Чаева старалась казаться печальной. Многие говорили не слушая и не заботясь о том, чтоб их слушали. Доктор Парфёнов уже порядочно подвыпивший пытался объяснить соседу своему капитану Пышкину:
