Мила Рудик и кристалл Фобоса | страница 86
Уже почти у двери Мила вдруг вспомнила об очень важной вещи. Вернувшись в столовую, она немало озадачила первокурсников, когда прямо у них перед носом высыпала из сухарницы овсяное печенье на большую салфетку, завернула ее края так, чтоб не рассыпалось содержимое, и молча вышла.
В выходные ворота Думгрота были заперты, поэтому пришлось идти к «Конской голове» в обход. Впрочем, даже если б ворота были открыты, Мила все равно сделала бы крюк, поскольку со стороны луга позади Думгротского замка она выходила сразу к псарням, избегая необходимости проходить через главные ворота усадьбы белорогих. Появляться на территории усадьбы ей из-за некоторых обстоятельств не хотелось.
Подходя к псарням, Мила не переставала думать о том, узнает ли ее Ригель. Или поднимет голову, посмотрит на незваную гостью своими янтарными глазами и отвернется, больше не признавая в ней друга?
Дверь в псарню Ригель была приоткрыта. Мила раскрыла ее пошире и переступила порог. Не успели ее глаза привыкнуть к многочисленным пересечениям дневного света, бьющего из маленьких квадратных окон под потолком, как из темноты донеслось угрожающее рычание.
Мила в первый момент растерялась. Она уже сделала шаг назад, но привыкшие к полумраку псарни глаза наконец распознали очертания животного в нескольких шагах от нее. Оскаленная пасть и поза, выражающая готовность к прыжку, — Ригель явно не была ей рада.
— Тихо, Ригель, тихо, — раздался из глубины помещения знакомый окающий говор Ориона. — Это свои.
Мила невольно сглотнула. Немудрено было испугаться — драконовые псы были опасны для тех, кто им по каким-то причинам не понравился. Видимо, нерадушный прием Ригель означал, что опасения Милы оправдались — Ригель не узнала ее.
— Привет, Ригель, — стараясь говорить спокойным голосом, произнесла Мила. — Я тебе печенье принесла. Овсяное.
Ригель перестала рычать и подошла к девочке на расстояние вытянутой руки. Внимательно посмотрела на Милу умными янтарными глазами, в которых проступало узнавание. Потом тряхнула головой, словно сказав самой себе: «И чего это я вдруг разрычалась?», и, приблизившись к Миле вплотную, по-свойски ткнулась носом в салфетку, которую Мила держала на весу в опущенной руке.
— Признала, наконец, голова ты садовая? — с укором произнес Орион, приближаясь к Миле и к Ригель.
— Ты не серчай, — сказал он, обращаясь уже к Миле. — Она сегодня больно нервничает. День у нас особый. Проходи, раз пришла, что у дверей стоять?