На большой площади они обнаружили не менее пятидесяти выстроенных в ряд открытых грузовиков. Все они были разбиты и сожжены. Возле одной из погрузочных платформ грудами громоздились миллионы обрезков труб и шлангов. В одном из поврежденных хранилищ гвардейцы нашли бесчисленные человеческие тела, беспорядочно сваленные в кучу. Это были те рабочие, что отказались присоединиться к Скаре.
Во всяком случае, так предположил Флавен.
— А может, и нет, — усомнился Каффран, прикрывая нос и рот краем своего плаща от ужасного запаха. — На них вражеские доспехи и символика. И кстати, это свежие трупы.
— Да как они вообще находят время собирать и складывать здесь убитых?! Там полномасштабный штурм в разгаре!
Каффран вполне разделял скептицизм Флавена. Но факты оставались фактами. В чем смысл?.. Какие намерения двигали теми, кто устроил здесь этот страшный склеп?
До Призраков донеслись выстрелы, лазерный залп откуда-то из-за хранилищ. Призраки отпрянули и слились с тенями. Снова выстрелы, почти синхронный залп. «Не меньше ста винтовок, пожалуй?» — решил Каффран. Он приказал гвардейцам оставаться в укрытии, а сам вместе с Адаре двинутся вперед.
То, что они увидели за следующем бункером, повергло их в шок.
В центре комплекса оказалась квадратная площадь, почти километр в ширину. Судя по маркировкам на ее поверхности, это была посадочная площадка для транспортных барж. В центре площадки стояла тысяча солдат Родичей, по сотне в ряду. Прямо перед ними лежала гора трупов, которую тракторы сгребали ковшами и загружали на платформы грузовиков.
Каффран и Адаре наблюдали. Первая шеренга Родичей сделала двадцать шагов вперед и развернулась к остальным. По сигналу стоявшего рядом офицера следующая шеренга подняла оружие. Неровный залп. Стоявшие перед строем солдаты упали. Бульдозеры убрали их тела, и только что отстрелявшаяся шеренга выступила вперед и заняла место своих мишеней. Сектанты развернулись в ожидании. Еще один приказ. Еще один залп.
Каффран не мог понять, что же больше всего вызывало у него отвращение — сам размах массового расстрела или та покорность, безропотность, с которой каждая шеренга уничтожала предыдущую и тут же занимала ее место.
— Какого феса они творят?! — выдохнул Адаре.
Каффран задумался на несколько мгновений, вспоминая те части инструктажа, которые старался задвинуть в памяти подальше. Те, в которых Ибрам Гаунт говорил о Шолене Скаре.
Память вернулась к нему из самых темных уголков разума, словно болотный газ, поднимающийся из трясины забытья. Внезапно перед его мысленным взором предстал комиссар Гаунт, его голос зазвучал в ушах. Аудитория могучего транспортного корабля «Настойчивость». Гаунт в своей длинной шинели и форменной фуражке поднимается на кафедру под каменным балконом трибуны. Взгляд комиссара задерживается на позолоченном двуглавом орле, раскинувшем крылья на бархатном занавесе за его спиной. Гаунт снимает шинель и бросает на обитый черной кожей стул. Он остается в парадном кителе, снимая фуражку лишь для того, чтобы поправить волосы. Собравшиеся гвардейцы вытягиваются по струнке.
