Нужно о чем-нибудь вспоминать! Да, вспоминать! Говорят, в тяжелые минуты перед человеком мысленно проходит вся его жизнь. Но это на земле… А как под землей? Не все ли равно, на земле или под землей?..
Смерть всюду одинакова. Какая разница, где погибнуть, на дне окопа или на бруствере? Лишь бы мгновенно! Подобно лучу прожектора, что шарит в ночи и вдруг за доли секунды гаснет.
Но хватит о смерти! Пока работает мысль, человек жив…
Когда выпускные экзамены кончились, деньги были на исходе. Пировать в ресторане не довелось. Устроили праздник прямо под открытым небом, расстелив циновки в переулке, неподалеку от школы. Гуляли ночь напролет все, кроме Абд ар‑Рахмана, который сбежал к своей хозяюшке, благо муж ее был на ночном дежурстве в больнице.
Веселье получилось на славу! Абд аль‑Азиз и Абд аль‑Хафиз то и дело кидались в объятия друг друга. Абд аль‑Гаффар, торговец из бакалейной лавки, тут же сложил простую песенку. Абд аль‑Гаффар декламировал две строки, а мы дружно подхватывали: э‑эх!
У женщин успех
Ну сущий грех.
Э — эх!
Но мы не из тех,
Кто ищет утех.
Э — эх!
Для нас для всех
Любовь только смех.
Э — эх!
Утром я взвалил корзину с пожитками на плечо и отправился на вокзал: городок, где живут родители, расположен в районе Дельты.
Вдруг послышались выкрики продавца утренних газет:
«Война! Снова война! Израильские войска продвигаются в направлении…»
Я снял с плеча корзину и побежал за газетой.
Первые сообщения о зверствах оккупантов потрясли меня. В свое время монголы сожгли бесценную Багдадскую библиотеку, крестоносцы уничтожили мусульманские святыни. А теперь вот… Но я-то хорош! Веселился всю ночь.
Стыд жег мою душу…
Когда подали состав, я поднялся на крышу вагона, глянул на безмятежные, полусонные окраины Каира, на видневшиеся вдали зеленые поля, рощицы и подумал: «Неужели израильтяне придут и сюда? Захватят Египет?» И сам себе ответил: «Захватили же они арабскую часть Иерусалима! В нашей истории уже были примеры, когда гибли города, рушились целые государства только из-за того, что в борьбе с общим врагом нас не поддерживали соседи, брат сторонился брата… Да что вспоминать о прошлом! Сегодня, сейчас льется кровь арабов. А я тоже араб, и я бездействую, малодушничаю. И сколько таких, как я… Можно ли этому найти оправдание?»
Окно моей комнаты было открыто.
Уже месяц, как я жил у родителей. Один и тот же вопрос не давал мне покоя: «Если я погибну, они быстро утешатся или нет?»
Не считая меня, у них четверо сыновей, маленькая дочь… Из садика, что наискосок, часто доносилась передаваемая по радио песня: «Брат мой, гордый араб». Будто Сания нарочно дразнила меня.
