Воет сирена боевой тревоги. Это звук типа «банг-бэнг-бэнг», не очень неприятный сам по себе, но реакция такая, будто кто-то царапает ногтями по школьной доске, а потом стреляет над ухом из стартового пистолета.
Кают-компания взрывается. Я растренирован и несколько отстаю. Стараюсь догнать за счет рвения, карабкаясь вверх за более умелыми. Добравшись до люка в оружейный отсек, я нечаянно оглядываюсь.
Командир смотрит на часы и улыбается.
– Учебная тревога! Проклятая учебная тревога прямо посреди ужина! Садист ты!
Меня подводит нога. Люк между рабочим и оружейным отсеком захлопывается прежде, чем мне удается до него добраться. Я так и остаюсь с позором болтаться на потолке. Гигантский несчастный фрукт.
– Спускайся сюда, – говорит Пиньяц преласковым голоском. – Ты не успеваешь вовремя добраться до своего пульта. Я твою дохлую задницу пристрою к работе. Садись за пульт этой дурацкой магнитной пушки. Хеслер! За лучевой пульт.
Умный маленький Ито. Ставит лишнее тело на самое свое бесполезное оружие. А ведущего космонавта Иоганнеса Хеслера ставит на систему, которую тому все равно изучать.
Через пять минут звучит отбой. Пиньяц оставляет отсек шеф-артиллеристу Холтснайдеру и отправляется в офицерскую кают-компанию. Я следую за ним.
– Ваш дружок не слишком-то проворен, – ворчит он Старику.
Его обращение с командиром на миллиметр отстоит от наглости, а тот ему спускает. Я не понимаю, почему. Любому другому уже бы небо с овчинку показалось.
– Он еще научится.
Старик улыбается своей тонкой, предназначенной для пользования на борту корабля улыбкой.
Я хватаю бутылку с апельсиновым соком и присасываюсь. Кригехаузер разлил напитки по «детским бутылочкам», поскольку гравитация в паразитном режиме слишком ненадежна для обычных чашек. Сила притяжения постоянно изменяется по некоей формуле, известной только инженерам. Однажды, когда мы с Дикерайдом играли в шахматы, фигуры вдруг взлетели и унеслись прочь.
– Проклятые учебные тревоги, – говорю я без настоящей злости. – Забыл об этой ерунде начисто. Никогда не мог к ним привыкнуть. Разум говорит: так надо. Брюхо говорит: фигня.
– Ноющий космонавт – счастливый космонавт, – замечает командир.
– Тогда можешь считать, что я очень склонен к счастью.
Я пытаюсь посмеяться. Не получается – змеиный взгляд Пиньяца выводит меня из себя.
В следующий раз учебная тревога раздается, когда я сплю. Заправка была снова прервана, и я решил урвать немного сна. Не тут-то было. В одних шортах я припустил в сторону оружейного отсека на максимально возможной скорости. Почти успел. Качая головой, как разочарованный тренер, Пиньяц указывает мне на пульт пушки. И ни слова не говорит. Я тоже.
