Старикъ Мэркгамъ глубоко оцѣнилъ это уваженіе Гэя къ памяти отца и замѣтилъ ему тутъ:
— Мы ужъ будемъ ждать большаго пира въ день бракосочетанія вашего, сэръ Морвиль.
Гэй ничего не отвѣтилъ, а грустно взглянулъ на Мэркгама.
— Не сердитесь, сэръ, на меня старика, — продолжалъ тотъ почтительно. — Но мнѣ кажется, что у васъ, по сердечной части, что-то неладно. Позвольте надѣяться, что вы тутъ дурнаго ничего не замышлили.
— Снасибо за участіе, Мэркгамъ, — произнесь Гэй съ усиліемъ. — Теперь а еще ничего не могу вамъ сказать. Будьте только покойны: та, которую я люблю, не заставитъ васъ краснеть за меня.
— Такъ что-жъ вамъ мѣшаетъ соединиться съ нею? Развѣ есть на свѣтѣ человѣкъ, мужчина на женщина, который бы смѣлъ вамъ въ этомъ препятствовать?! — гордо возразилъ старикъ, взглянувъ пристально на Гэя.
— Все эти несчастныя подозрѣнія, — сказалъ Гэй.
— Да что у васъ тамъ случилось? Я что-то въ толкъ не возьму, — прервалъ его Мэркгамъ. — вѣрно вы не на шутку напроказали, если подняли такую бурю.
Гэй передалъ ему опять тоже, что сказалъ и въ первый день по пріѣздѣ домой, и затѣмъ вскорѣ вернулся въ Оксфордъ, не подвинувъ своего дѣла ни на шагъ впередъ.
Наступилъ мартъ мѣсяцъ. Чарльзу было легче, онъ могъ уже сидя писать свои письма, но ходить на костыляхъ еще не имѣлъ возможности, и потому всѣ его планы на счетъ поѣздки съ отцомъ рушились. Ему удалось только убѣдить мистера Эдмонстона лично отправиться въ Лондонъ для свиданія съ Гэемъ и Меркгамомъ и дли подачи отчета въ своей опекѣ, которая должна была быть снята по случаю совершеннолѣтія Гэя. Чарльзъ очень много разсчитывалъ на личное вліяніе Гэя на его отца, и потому, уговаривая мистера Эдмонстона ѣхать, онъ прибавилъ:
— Папа, вы знаете, что кромѣ Филиппа никто изъ нашихъ не видалъ Гэя. Очень можетъ быть, что наединѣ съ вами онъ будетъ гораздо откровеннѣе, чѣмъ съ Филиппомъ.
Аргументъ этотъ былъ масломъ по сердцу доброму мистеру Эдмонстонъ.
— Еще бы! Гэй знаетъ, что я опытнѣе и мое сужденіе всегда имѣетъ большой вѣсъ въ его глазахъ, — замѣтилъ онъ. — Притомъ вѣдь онъ, бѣдняжка, нѣжно къ намъ привязанъ. Правду я говорю, Чарльзъ? Какъ ты думаешь?
Чарльзъ немедленно написалъ Гэю, чтобы онъ вмѣстѣ съ Мэркгамомъ пріѣхалъ во вторникъ на святой, въ Лондонъ, для свиданія съ опекуномъ.
— Если ты объяснишь тайну вопроса о карточномъ долгѣ, - писалъ Чарльзъ:- все дѣло устроится.
Глубоко вздохнулъ бѣдный Гэй, когда онъ получилъ это письмо.
— Все напрасно, милый мой Чарльзъ! — сказалъ онъ самъ себѣ. — Я не могу отдать имени дяди на позоръ. Видно, моя судьба такая — страдать за другихъ. Ее, ее только мнѣ жаль! Но я далъ себѣ слово все вынести, все вытерпѣть, только бы заслужить прощеніе за мой необузданный характеръ. Пусть все горе обрушится на мою голову: это легче, чѣмъ погубить Эмми, отдавъ ее такому недостойному человѣку, какъ я. Я заслужилъ наказаніе и долженъ безропотно нести свой крестъ, пока Богу угодно будетъ оправдать меня въ глазахъ людей!…
