– Не могу уловить, в чем дело, – ворчливо пробормотал Вальтер.
Практически каждый день в Форгреберге начали происходить мелкие неприятности и недоразумения. Все, от обитателей дворца до завсегдатаев трущоб, ощущали какую-то напряженность.
Одну причину своего беспокойства Браги мог определить. Речь шла о состоянии королевы. Но он ни с кем не делился сведениями, ему известными. Даже со своим молочным братом.
– Что-то происходит, – повторил Рагнарсон.
Пратаксис посмотрел в его сторону, слегка кивнул и вернулся к своим записям.
Ученые из Хэлин-Деймиеля рассматривали невысокие посты секретарей как средство сбора первичного материала для своих замечательных диссертаций. Пратаксис был специалистом по истории Малых Королевств. Он подробно фиксировал все происходящие вокруг него события, чтобы когда-нибудь, вернувшись домой, написать подробнейшую историю Кавелина времен правления Рагнарсона.
– Что-то копится, – продолжал Браги. – Подспудно. Незаметно. Подождите! – Он поднял руку, призывая к тишине.
Все остальные один за другим поняли почему. Отважный бурундучок пришел, чтобы взглянуть на них. Чувствуя, что ему ничего не грозит, крошечный нахал подбирался все ближе и ближе.
Эти закаленные мужи, ветераны, на чьих клинках оставили отметины самые страшные и кровавые битвы последних лет, с веселым изумлением смотрели на зверюшку. А Пратаксис, в свою очередь, наблюдал за ними. Его перо неторопливо двигалось. Он записывал, что этим суровым воинам не чужды красоты природы и что они получают удовольствие от общения с другими её творениями. Эта сторона их личности никогда не проявлялась в стенах Дворца. Дворец был жестоким театром, где актерам не дозволялось отступать от своей роли.
Бурундук, которому в конце концов их компания надоела, сбежал.
– Если существует переселение душ, я не возражал бы прожить следующую жизнь бурундуком, – заметил Турран. – Жаль только, что в мире есть совы, лисы, ястребы и им подобные твари.
– Да, хищники всегда сыщутся, – глубокомысленно заметил Черный Клык. – Что касается меня, то я вполне доволен, находясь на вершине этой кучи малы. Мы двуногие – первые 153 первых! Никто не может сжевать нас. Кроме нас самих, разумеется.
– Хаакен, с каких это пор ты начал философствовать? – спросил Браги. Его молочный брат был молчаливым гигантом, основной чертой которого была абсолютная надежность во всем.
– Философствовать? Вовсе не надо быть гением, чтобы заявить, что, будучи человеком, ты находишься на вершине пирамиды. Ты всегда можешь собрать команду, чтобы приструнить любую тварь, которая скалит на тебя зубы. Вы заметили, что в этих краях не осталось ни волков, ни львов. Они все смылись в Ипопотам. Может быть, на время? Не знаю.
