Она в исступлении целовала его сандалии, устлав облаком волос мраморный пол.
— Любишь, говоришь? — Калигула нагнулся к ней. — А как же твои оргии в доме гетеры Пираллиды? Вся твоя любовь — это лишь гнусная похоть! Ты не умеешь любить! Я проклинаю тот день, когда наша мать зачала тебя в своем чреве! От тебя одни несчастья!
Друзилла рыдала у его ног, сломленная и униженная.
— Твоя подружка Мессалина нашептала мне, чем ты занимаешься у гетеры. Ты отдавала похоти свое тело, как гадкая дешевая шлюха, и все мужи Рима уже познали твои продажные ласки. Пора пресечь этот позор! Еще одна подобная выходка, и я сошлю тебя за разврат на самый дальний островок империи. Довольствуйся тем, что я дал тебе в мужья отпрыска достойной фамилии. Подозреваю, что он так же страстно любит мужчин, как и ты. И вы найдете общий язык друг с другом. И помни! Я буду присматривать за тобой!
Калигула резко развернулся и вышел, оставив Друзиллу лежать на полу. Она уже не просто плакала, а заходилась в припадке, воя, как нения[2] на похоронах. Но тут приступ кашля вновь скрутил ее, лишив голоса. Вбежавший Ганимед помог ей подняться и сесть на ложе. Друзилла кашляла, к ужасу Лепида, выплевывая темные сгустки крови. Он тщетно пытался помочь ей, подавая чашу с вином, но она отталкивала его руку, и тогда он послал за лекарем.
Наконец приступ утих, они остались одни и молча лежали рядом друг с другом, обессилевшие от пережитого, и безучастно слушая, как бушует в триклинии веселье в честь их бракосочетания.
— А я рад, что Друзилла наконец-то вышла замуж, — рассуждал с чашей вина в руках Марк Виниций, склонившись к своей жене.
— Временами ты бываешь непроходимо глуп, — вздохнула она. — Моей сестре навязали Эмилия в мужья, сама бы она никогда не дала на это согласия. Гай перегнул палку, чтобы избавиться от нее. Так нельзя.
— Почему нельзя? — вмешалась Агриппина. — Она совсем обнаглела, заняв место на его ложе и хвастаясь, что он сделает ее своей женой. А если б она понесла от него? Наследник империи, зачатый в инцесте. Позор на наш род!
— О, боги! Агриппина! Ты кричишь о позоре, которого не было и не будет! — укорила ее Ливилла. — До чего же злой у тебя язык. Сегодня надо было выдать замуж тебя!
— Еще чего! Я хочу наслаждаться дарованной мне богами свободой!
— Бедная Друзилла! — опять вздохнула добрая Ливилла. — Надо было ей уехать вслед за Кассием Лонгиным подальше от Рима, а не тешить себя бесплотными надеждами.
