I. В первый год царствования первого халифа его наместник Халид, прозванный Мечом Божиим и бичом неверных, дошел до берегов Евфрата и завладел городами Анбаром и Хирой. Одно племя оседлых арабов поселилось на окраинах пустыни, к западу от развалин Вавилона, и город Хира сделался резиденцией целого ряда королей, принявших христианскую веру и царствовавших в течение с лишком шестисот лет под сенью персидского трона. Последний из Мунзиров был разбит Халидом и лишился жизни; его сын был отправлен пленником в Медину; его аристократия преклонилась перед преемником пророка; народ соблазнился примером и успехами своих соотечественников, и первым плодом внешнего завоевания была принятая халифом уплата ежегодной дани в семьдесят тысяч золотых монет. И сами халифы, и даже их историки были поражены этими признаками ожидавшего их в будущем величия. "В том же году, - говорит Эль-мацин, - Халид выдержал несколько славных сражений; он истребил огромное число неверных и победоносным мусульманам досталась неисчислимая добыча". Но непобедимый Халид скоро был оттуда вызван для ведения войны с Сирией; вторжение в персидские владения было возложено на менее деятельных или менее осмотрительных вождей; сарацины были с потерями отражены при переправе через Евфрат, и хотя они наказали магов, осмелившихся их преследовать, их уцелевшие воины ограничились тем, что бродили по вавилонской степи.
Персы, из негодования и страха, на минуту прекратили свои внутренние распри. По единогласному приговору духовенства и знати, их царица Азермидухт была низложена, - это был шестой из тех узурпаторов, которые возвышались и падали в течение трех или четырех лет, истекших со смерти Хосрова и с отступления Ираклия. Ее корона была возложена на голову Хосроева внука Иездигера, и та же самая эра, которая совпадает с астрономическим периодом, служит напоминанием о падении династии Сасанидов и религии Зороастра. Молодость и неопытность царя, которому было только пятнадцать лет, заставили его уклониться от личного участия в опасной борьбе; царское знамя было отдано в руки одного из его генералов, по имени Рустама, а к тридцатитысячной регулярной персидской армии присоединились, - на самом деле или только по слухам, - подданные или союзники великого царя в таком числе, что она разрослась до ста двадцати тысяч человек. Мусульмане, увеличившие свои военные силы с двенадцати до тридцати тысяч, раскинули свой лагерь на равнинах Кадисии, а в их рядах хотя и было менее людей, но было более
