Он застегнул чемоданчик и прошел в глубину зала. Вместо того чтобы пустить его через дверь, находящуюся за стойкой бара, ему указали другой вход, который был в углу, где стоял китайский бильярд.
Закрыв за собой дверь, Матиас оказался в довольно грязной прихожей, свет в которую слабо проникал через небольшую застекленную дверцу, выходившую во внутренний двор – глубокий и темный. Стены вокруг него, когда-то выкрашенные в однообразный охристо-желтый цвет, теперь были грязными, облупившимися, обшарпанными, кое-где потрескавшимися. Деревянный пол и ступени, хотя заметно истертые подошвами и частым мытьем, были черны от въевшейся пыли. По углам громоздились всякие вещи: ящики с пустыми бутылками, большие коробки из гофрированного картона, бак для кипячения белья, выброшенные обломки старой мебели. По всей видимости, они были расставлены в каком-то определенном порядке, а не накапливались там постепенно, по мере того как их выбрасывали. Однако в целом это выглядело не так безобразно, чтобы вызывать отвращение; на самом деле все здесь казалось весьма заурядным: просто полы были не натерты (что, впрочем, не является чем-то из ряда вон выходящим) да стены требовали покраски. А та полнейшая тишина, которая здесь царила, была гораздо менее удручающей – и более оправданной, – нежели напряженное безмолвие, которое то и дело заполняло собой зал кафе.
Направо сворачивал узкий коридор, который вел, вероятно, в подсобные и жилые помещения и далее – на улицу. Кроме того, там были целых две, к тому же ужасно тесные, лестницы, что являлось совершенно непонятным излишеством, поскольку обе находились в одном и том же крыле здания, а не в разных.
Матиас должен был подняться по первой лестнице, которую он увидит перед собой при выходе из зала; обе они в некоторой степени могли удовлетворять такому определению, однако в полной мере ему не соответствовали ни та, ни другая. Постояв в нерешительности несколько секунд, он наконец выбрал дальнюю, потому что другая явно находилась немного в стороне. Он поднялся наверх. Там, как и было обещано, он предстал перед двумя дверями, у одной из которых не оказалось ручки.
Вторая же была не заперта, а только слегка прикрыта. Матиас осторожно постучал, чувствуя, что ее створка вот-вот готова повернуться на петлях, и боясь, что дверь откроется сама.
Он подождал. На площадке было слишком темно, чтобы различить, какой узор изображен на двери: древесные прожилки или пара очков, глаза, кольца или витки веревочки, свернутой в форме восьмерки.
