Главное — контроль. Потому что контроль — это все. Это власть. Действует он. Другие лишь реагируют. Он хочет, чтобы на лицах всех до единого читался страх, хочет слышать их голоса — полицейских, участников следственной группы, Джона Куинна… В особенности Джона. Подумать только, этот наглец даже не снизошел до того, чтобы взять слово во время пресс-конференции. Причем явно нарочно: чтобы Крематор подумал, будто его личность не представляет для него интереса.
Нет, он заставит обратить на себя внимание! Заставит уважать! Добьется, потому что это он, Крематор, контролирует ситуацию, а не этот вашингтонский гость.
Затем он приглушает звук до невнятного бормотания, но не выключает полностью, тишина ему не нужна. Потом выключает стереосистему, но кладет в карман крошечный диктофон со вставленной заранее кассетой.
— Пойду прогуляюсь, — говорит он. — Ты мне надоела. С тобой скучно.
Подходит к манекену, с которым до сих пор забавлялся, пробуя разные комбинации одежды жертв.
— Нет, конечно, я тебя по-своему ценю, — добавляет он негромко.
После чего подается вперед и целует манекен. Даже засовывает язык в приоткрытый рот. После чего снимает с плеч манекена голову своей последней жертвы и кладет ее в пластиковый пакет, который затем относит в холодильник в прачечной и осторожно ставит на полку.
Вечер выдался туманным, улицы темны и в свете фонарей поблескивают влагой. Наверное, в такую погоду Джек Потрошитель бродил по Лондону. Идеальный вечер для охоты.
Он улыбается и ведет машину к озеру. Улыбка делается еще шире, когда он нажимает кнопку диктофона и подносит его к уху. Крики ужаса, они как шепот влюбленного, только с другим знаком. Любовь и нежность, превратившиеся в ненависть и страх. Две стороны одной медали. Разница лишь в том, в чьих руках контроль.
— Если репортеры нас здесь застукают, то я готов съесть собственные трусы, — заявил Ковач, обводя глазами помещение.
Одна стена была обклеена фотографиями голых женщин, вовлеченных в разного рода эротические утехи. Остальные три — дешевыми красными, слегка ворсистыми обоями, которые в лучшем случае производили впечатление изъеденного молью бархата.
— Что-то подсказывает мне, что все это специально по вашему заказу, — сухо ответил Куинн, втягивая носом воздух. Пахло мышами, дешевыми духами и грязным бельем. — За небольшую цену.
— Да, если журналюги нас здесь обнаружат, то на карьере можно будет ставить крест, — поддакнул Элвуд Кнутсон, вытаскивая из выдвижного ящика огромный керамический пенис и демонстрируя его присутствующим.
