Эйнджи знала, что в прошлом эта женщина была проституткой, но с трудом представляла себе мужчину, у которого бы на нее встал и который захотел бы заплатить за секс с ней. Мужчинам нравятся стройные молоденькие девушки. Каким бы старым или уродливым ни был мужик, ему всегда подавай молоденькую. Эйнджи знала это по своему опыту. Наверное, поэтому толстуха Арлин и обитает здесь. Просто она не смогла найти мужиков, готовых ей платить, и «Феникс» стал для нее домом отдыха.
На экране появились фотографии трех жертв. Рыжеволосая девица, с бледным, в синяках, лицом наркоманки расплакалась. Другие женщины сделали вид, будто ничего не заметили. Тони Эрскин, начальница «Феникса», примостившаяся на подлокотнике кресла, в котором сидела рыжеволосая, наклонилась и потрепала ее по плечу.
— Все в порядке, — нежно проговорила она. — Поплачь, в этом нет ничего зазорного. Ведь Фон была твоей подругой, Рита.
Рыжеволосая подтянула тощие ноги и, уткнувшись лицом в колени, разрыдалась.
— Почему он так зверски расправился с ней? Она же никому не сделала плохого!
— Не ищи в этом смысла, — возразила другая девушка. — На ее месте могла быть любая из нас.
— Нужно соображать, с кем идешь, — вступила в разговор толстуха Арлин. — Стоит хотя бы изредка включать голову.
Негритянка с дредами смерила ее колючим взглядом.
— Можно подумать, есть выбор. На тебя-то вряд ли кто клюнет. Да ты посмотри на свой жир, он у тебя как студень на боках висит. Представляю, как этот Крематор отрезал бы от тебя куски.
Лицо Арлин сделалось красным. Глаза почти исчезли среди валиков жира и мохнатых бровей. Толстуха стала похожа на песика чау-чау — Эйнджи когда-то видела такого.
— Заткни пасть, костлявая сука!
С искаженным от гнева лицом Тони Эрскин отошла от плачущей рыжеволосой девицы и, шагнув на середину комнаты, подняла вверх руки, словно рефери на ринге.
— Эй! Живо прекратите! Мы должны научиться уважать друг друга и заботиться друг о дружке. Помните — групповое самоуважение, гендерное самоуважение, просто самоуважение!
Легко ей говорить, подумала Эйнджи, отходя от двери. Тони Эрскин никогда не приходилось иметь дело со старыми извращенцами, чтобы заработать на кусок хлеба. Шикарные, дорогие наряды и стодолларовая стрижка — для такой добрые дела скорее самопиар. Она приезжала в этот клоповник на «Форде Эксплорер» из какого-нибудь красивого особняка в престижном районе. Ей неведомо, каково это — знать, что красная цена тебе двадцать пять баксов.
