— Я понимаю ваше положение. Надеюсь, вы понимаете мое, — осторожно произнес Куинн. — Я здесь не коп. Несмотря на то что наша главная цель одинакова, задачи у меня и у сержанта Ковача разные. Профиль, над которым я работаю, не требует того рода свидетельств, которые могут быть приняты судом. Поэтому я ищу впечатления, ощущения, наития. Подробности, которые кто-то другой сочтет несущественными. Сэм, в отличие от меня, занимается поиском окровавленных ножей с отпечатками пальцев. Вы понимаете, что я имею в виду?
Не сводя глаз с собеседника, Брандт медленно кивнул.
— Да, пожалуй, понимаю. И обещаю подумать. Но и вы должны понимать, что проблемы, которые привели ко мне Джиллиан, могут вообще не иметь ничего общего с ее смертью. Тот, кто ее убил, мог ничего не знать о ней.
— А мог и знать. Причем нечто такое, что заставило ее сорваться с катушек, — предположил Куинн и, вытащив из нагрудного кармана визитную карточку, вручил ее Брандту. — Здесь указан мой прямой телефонный номер в городском отделении Бюро. Надеюсь что-нибудь услышать от вас.
Брандт отложил карточку в сторону и покачал головой.
— С учетом всех обстоятельств, признбюсь, что был рад встрече. Не стану скрывать, именно я назвал ваше имя Питеру, когда он попросил меня позвонить вашему директору.
Куинн поморщился и шагнул к выходу.
— Не уверен, что должен благодарить вас за это, доктор Брандт.
Шагая через приемную, он бросил взгляд на очередную клиентку доктора. Она сидела на диване, идеально сомкнув колени, на которых лежала дорогая красная сумочка. На ее лице застыла бесстрастная маска, призванная скрыть досаду и смущение. Она точно не хотела, чтобы здесь ее кто-нибудь увидел.
Интересно, задумался Куинн, а как Джиллиан чувствовала себя, приходя сюда и доверяя свои тайны одному из сикофантов отца? Что это было — ее личный выбор или одно из условий, выдвинутых Питером Бондюраном? Два года каждую неделю — и одному господу богу и Лукасу Брандту известно, по какой причине. И, возможно, ее отцу. Брандт сколько угодно мог хорохориться, горделиво и самодовольно демонстрируя профессиональную этику, распускать хвост. Однако Джон подозревал, что Ковач прав: как только запахло жареным, то первое обязательство возникло у Брандта перед самим собой. Чем дольше будет оставаться счастливым Питер Бондюран, тем дольше будет пребывать в состоянии счастья и Лукас Брандт.
Ковач ждал в фойе, в легкой растерянности разглядывая абстрактную картину, изображавшую женщину с тремя глазами и торчащими из висков грудями.
