X. Н.Бялик принимает живое участие в еврейской общественной деятельности. Он близко стоит к Одесскому палестинскому комитету[13]и к его работам, особенно в области школьного дела в Палестине. Когда в 1908 году он посетил эту страну, где на его песнях воспитываются дети и рабочие поют их, идя за плугом, еврейское население превратило его поездку в триумфальное шествие.
* * *
Личная жизнь X. Н.Бялика могла бы сама послужить канвою для большой поэмы. Не потому, чтобы события этой жизни были так необычайны, а потому, напротив, что они так обычны, так характерны для той среды. Вся жизнь гетто в эпоху его распада отразилась бы в этой поэме. Но совокупность собственных произведений Бялика можно рассматривать именно как такую поэму. Тогда нам станет особенно понятен их смысл и внутренняя связь; тогда нам станет понятно, что Бялик — национальный поэт в полном и высшем смысле этого слова, национальный даже там, где ему поется о солнце и любви. Ибо он написал только то, что пережил, а жизнь его была, во всех ее делах и днях, отражением и повторением коллективного бытия еврейской улицы в последнюю четверть XIX века и в начале XX.
Бялик сам рассказал нам свою литературную биографию в стихотворении "Если ангел вопросит...". На вопрос ангела, охраняющего таинственный порог, поэт рассказывает ему историю своей души. Она переведена в этом сборнике, но здесь мы ее вкратце напомним. Где-то на краю света, в глухом местечке, играл на улице ребенок, одинокий, нежный, задумчивый: "И тот ребенок, о, ангел, — то был я". Однажды ребенок залюбовался на белую тучку — и душа его потянулась к ней и упорхнула. В небе подхватил ее солнечный луч и долго носил ее по свету. Однажды луч упал на слезу, что блестела на детской щечке, и душа поэта соскользнула с золотого луча и растворилась в слезинке. А слеза упала на священный пергамент старой дедовской книги, и там, среди мертвых букв и пятен воску и сала, душа поэта трепетала и билась. — И задохнулась? — спрашивает ангел. — Нет, ангел, запела! Ибо в мертвых буквах била родником песня жизни. И душа поэта запела обо всем, что познала: о белой тучке, о солнечном луче, о жемчужной слезинке и о старой Книге, испещренной святыми квадартными письменами.
Это, в самом деле, основное содержание поэзии Бялика: обожание, иногда похожее на ясную радость, иногда — на мучительную жажду; преклонение пред Книгой, святою Книгой с ее пятнами воску и сала, с ее ароматом старины и быта, с ее преданиями о погибшем величии; и, наконец или прежде всего, слезы, слезы разной крепости и разного состава, от явных слез уныния до затаенных, ядовитых слез нестерпимого гнева.
