— Война, да?..
— Не знаю… Наверное. Я себя с детского дома хорошо помню. А до этого все как туман. Потом уже рассказывала воспитательница, Валентина Ивановна зовут, что истощена я была, думали, что концы отдам, помру, значит… А я выжила, вот, — она виновато улыбнулась. — Вот так и живу. Еще что спросить хотите, может? Говорите, отвечу.
— Да нет, что спрашивать-то… Фамилия-то у тебя своя?
— Нет. В детдоме придумали. Хлебнули они со мной лиха, пока отстояли, вот и назвали Лиховой. А на Ольгу, сказывали, я откликнулась. Все имена девчачьи на мне перепробовали, пока я свое признала. Ну, а отчество сама выбрала, когда уже паспорт получала. Директор в интернате был как отец всем нам…
— М-да-а. — Андрей Михайлович погладил белыми ладонями край стола. — Все война проклятая… Ты, я вижу, совсем легко одета. Зима идет.
— Идет, — согласилась Ольга. — Чего там Василий захлопотался?
— Сейчас придет… Пока его нет, спросить хочу, — он прижал палец к тонким губам. — Денег-то нет, поди?
Она кивнула, не зная еще, зачем старик спрашивает о деньгах.
— Одеться тебе надо… Зима близится. Кончится октябрь, а там и снег. У меня сейчас есть кое-какие деньги. Скопились незаметно, да еще за статью прислали. Шикарно на них не оденешься, а на пальтишко, туфли хватит. Возьми! Заработаешь — отдашь. Ну! — Он, водрузив на нос очки в массивной оправе, подошел к тумбочке, выдвинул ящик, нашел деньги, отсчитал несколько бумажек. Затем освободил от посуды край стола и неторопливо положил деньги перед Ольгой. — Бери. Я старик одинокий. Много не трачу. Пока они мне не нужны.
— А если я сбегу? — спросила с вызовом, зло. — Сбегу и не отдам, тогда что?
— Да ничего!.. Значит, плакали мои денежки… Убежишь-то здоровая, одетая, и то ладно.
— Я ведь воровка, Андрей Михайлович! Пропадут деньги-то, а?
— Если пропадут — жалко будет, конечно. Но я потеряю не только деньги. Я еще кое-чего, что дороже, лишусь. А это будет грустно…
— Чего же?
— Веры в то, что научился за шесть десятков лет разбираться в людях… И пожалею, что в тебя поверил. Этого за деньги не приобретешь, девочка милая.
— Уж так вы и поверили в меня, — усомнилась Ольга. — Что вы обо мне знаете?
Андрей Михайлович долго вглядывался в лицо молодой женщины, с которого медленно исчезало задорное выражение.
— Знаю? Да ничего, почитай, не знаю. Показалось мне, что ты человек гордый, волевой. А гордый человек — человек сильный, такому можно не только несколько десятков рублей доверить.
