— Узнает, — раздался голос из тени, из двери одного из помещений для хранения. Клер моргнула и сосредоточилась — там стоял Оливер, прислонившись к стене. — У тебя всегда будет наблюдатель, Клер. Ты выбрала это наказание, и теперь тебе придется его пережить. Лично я думаю, что это маловероятно — я думаю, что ты провалишься задолго до того, как ты закончишь работу, и мы оба знаем, что Амелия не может позволить себе проявить к вам милосердие. Если ты провалишь, даже к лучшему. Я никогда не соглашался с этой сострадательной чушью. — Его голос звучал нервно, и по-прежнему сердито, что она не в клетке посреди Площади Основателя в ожидании костра.
Она почувствовала такой горячий прилив ненависти, что ее затрясло. Если бы у нее был кол, она бы использовала его на нем, не думая о последствиях. Она вернулась к работе. Она не знала как, но знала, фокусировалась так яростно, что каждая часть отпечатывалась в ее сознании, каждая блестящая металлическая поверхность. Должно быть, прошло несколько минут, или часов, когда она почувствовала, что Оливер исчез, Мирнин все еще был здесь. Он отодвинул все стулья, и расстояние в несколько футов, казалось, слишком далеким, чтобы пытаться его преодолеть. Она не была уверена, что смогла бы сделать это, даже если бы осмелилась.
Мирнин расхаживал по другую сторону лаборатории, опустив голову и скрестив руки на груди. Он выглядел взволнованным. Ее усталость вырисовывала странные линии вокруг него, зазубренный цветной образ, который, казалось, растекался, как маслянистые радуги. Он что-то бормотал. Ей пришлось напрячься, чтобы расслышать его.
— Я никогда не говорил этого, — говорил он. — Никогда не хотел, чтобы это произошло. Не могу терпеть это, видеть ее страдания. Надо что-то делать, что-то делать… Что мне сделать?
Что я могу сделать…?
Клер подумала, что он говорит о ней, но затем, он остановился и вытащил маленький золотой медальон из кармана. Он открыл его и уставился на картину. Его лицо осунулось и отразилась мука, и она видела его в таком состоянии, настаивал ее усталый мозг. Еще в старые добрые времена, до того как ему стало лучше, у него был эпизод, как этот.
Это было совсем не о ней.
Это было об Аде.
— Так жаль, — Мирнин шепнул фотографии в медальоне. — Я никогда не хотел, чтобы это произошло. Я никогда не хотел причинить тебе боль. Но ты была так больна. И это было так просто.
Клер попыталась сдвинуться с места, и ее ногам грозил крах. Она оперлась о край баланса, и опрокинула стеклянную мензурку, которая откатилась в сторону и разбился о каменный пол.
