— Прекрати, — сказала она.
— Ты первая начала, — сказал Фрэнк. — Ты сказала ему часть правды, не так ли? Рассказала ему о Алисе? Хорошо, он должен знать всё. Он должен знать, как его мать подсела на наркотики, чтобы забыть о боли. Он должен знать, как мы переезжали из одного замызганного мотеля в другой через весь штат. Он должен знать, что эти ублюдки перерезали ей запястья и бросили ее в ванне, притворяясь, будто это самоубийство…
— Прекрати! — закричала Клер, и встала перед Шейном, словно она могла защитить его от слов, как он защищал ее от кулаков.
— И как он ее нашел, — закончил Фрэнк, тихо, — плавающую там. Мертвую. Я думал, что тоже потерял тебя, сын. Ты не говорил сутками, не спал, не ел. Но потом ты сказал, что хочешь вернуться сюда, в Морганвилль. Заставить их заплатить.
Теперь Шейн стал почти таким же белым, как его отец вампир, а его глаза были огромными, темными и пустыми. Клер повернулась к нему и положила руки ему на щеки, пытаясь заставить его посмотреть на нее. Он не реагировал. Он не мог отвести взгляд от Фрэнка.
— Шейн, Шейн, послушай, он пытается причинить тебе боль, он всегда старается сделать тебе больно…
— Не всегда, — сказал Фрэнк. — Кто-то должен сказать мальчику, что он должен услышать, даже если это больно. Он хотел знать, что случилось с его мамой. Ты не собиралась ему рассказывать, не так ли?
— Не было никаких причин! Тебе просто нравится смотреть, как он страдает! — выкрикнула Клер. — Ты — подлый, ужасный, злобный…
— Я люблю моего сына, — сказал Фрэнк. — Но он должен был повзрослеть за те три года, что прошли после смерти Алисы. И он должен сделать всё это снова, теперь еще быстрее. Не могу подсластить это, Клер.
Шейн положил руки ей на плечи — впервые с их утреннего пробуждения он коснулся ее нежно, подумала она — и сдвинул ее в сторону.
— Так что, мне сейчас восемнадцать? Не пятнадцать?
— Почти девятнадцать, — сказал его отец.
— Хорошо. — И Шейн ударил его в лицо.
Ну, он попытался. Фрэнк поймал его кулак примерно в дюйме от цели. Он не ударил в ответ, или толкнул, или раздавил Шейну руку, хотя Клер знала, что он мог бы. Он просто держал ее так, хотя Шейн попытался отступить.
— Сынок, — сказал он, — я был плохим отцом, таким же плохим, как и во всем остальном. Ты единственный заботился о твоей маме и Алисе. Ты выполнял ту работу, которую должен был делать я — был мужчиной в доме, с тех пор как тебе исполнилось восемь лет. И я сожалею об этом.
