Полина. Я? Чтобы смеяться!
Я. Смеяться — значит радоваться, возносить хвалу мирозданию, говорить Богу, что жизнь не так уж плоха… Только не надо забывать, что есть люди, которым в эту самую минуту не до смеха.
Венсан. Значит, смех — это тоже относительно?
Я. Вот именно.
Альберта. А быть христианином — это не относительно?
Я. Относительно, с точки зрения того, что мы пытаемся делать. Не относительно в целом… то есть по отношению к Богу (я начинаю путаться).
Альберта. Не думаю, чтобы наши знакомые захотели стать христианами на наш манер.
Полина. Почему?
Альберта. Уж очень мы неорганизованные.
Я. Но христианин вовсе не обязан быть организованным.
Полина (без тени сомнения). Не обязан, не обязан!
Я (в смятении). Обрати внимание, что одно другому все же не мешает! Святой Августин говорил: «Возлюби ближнего и делай что пожелаешь».
Альберта. Очень удобно.
Я. Не так уж удобно любить каждого.
Альберта (умиротворенно). Значит, я хорошая христианка, я всех люблю, даже Полетту, знаешь, девочку, которая лучше меня играет на пианино, и мадам Р. (учительница музыки) ее все время хвалит.
Венсан. Мама тоже хорошая христианка. Она любит нас, а мы делаем что пожелаем.
Поэтические вечера. Воспитание
Наши поэтические вечера, как мы их торжественно именуем, требуют основательной подготовки. Необходимы: апельсиновое печенье и пряники, имбирные галеты и леденцы; или же американское печенье «пальчики в шоколаде» («гвоздь программы», как говорит Полина) и еще кока-кола или, скажем, смородиновый напиток, большая свеча в подсвечнике и такое удачное стечение обстоятельств, когда все пребывают в мирном расположении духа, — короче, чтобы насладиться поэзией, нам требуется очень многое. И все же примерно раз в две недели эти условия бывают соблюдены. Тогда мы все забираемся ко мне на кровать, на этот необъятный плот, потрепанный бурями, но все еще остающийся на плаву.
Иногда для начала мы беседуем, углубляясь в мировые проблемы. Иногда, в канун праздников, читаем Библию, но чаще всего начинаем прямо с любимых поэтов, демонстрируя весьма разнородные вкусы и пристрастия. Даниэль, у которого красивый звучный голос, неизменно верен Гюго. Мы слушаем затаив дыхание.
Жак любит что-нибудь более саркастическое, он читает Сандрара. Альберта без ума от Арагона, а Венсан декламирует с изяществом, которое меня восхищает, китайских поэтов в переводе Клоделя. Полина заявляет:
— Самые прекрасные стихи на свете — это «Спящий Вооз» Гюго и «Копченая селедка» Кро (выбор нелепый, но типичный для Полины).
