И мне смешны те, кто жалуется, что эротика захлестнула рекламу, литературу, кино. Пропасть, лежащая между «роковыми женщинами» газетных происшествий и рекламными красотками в мини-юбках, париках и ажурных чулочках, доказывает обратное.
Современная эротика — всего лишь отчаянная попытка разжечь (ради мелкой наживы) огонь, некогда священный, но угасший ныне окончательно. Точно так же фальшивым преклонением перед инстинктом, перед варварством, перед грубостью мы пытаемся замаскировать возрастающую беспомощность искусства, стыдящегося самого себя. Мы говорим о насилии: нет, для нашей эпохи, как для всякой эпохи перехода и упадка, характерно не насилие, а жестокость. Насилию можно противопоставить энтузиазм, варварству — веру и простоту. У жестокости нет другой оборотной стороны, кроме серости, уныния, скуки.
И то, что мы сегодня называем эротикой, представляется мне явлением удручающим не потому, что она пробуждает и раздувает сексуальный инстинкт, но потому, что она его извращает, коверкает, потому что возводит физиологию в ранг социальной ценности.
Ведь, в конце концов, разве только для того, чтобы нравиться в прямом смысле слова, современная женщина наряжается, красится, стремится быть стройней, беспокоится о фигуре, об украшениях, о том, чтобы выглядеть молодой и казаться веселой? Нет, конечно. Женщины, возбуждающие безумную страсть у многих или только у мужа, оберегающие свою единственную великую любовь или пускающиеся в бесконечные интрижки, вовсе не обязательно, и даже чрезвычайно редко, отвечают стереотипу дамских журналов. Нет, женщина, которая хочет быть вечно юной, как кинозвезда, увешанной побрякушками, как манекенщица, которая держит фигуру или подрисовывает глаза, как советует журнал мод, скорее старается соответствовать какому-то определенному шаблону, чем нравиться мужчинам, одному или многим. И оборотная сторона медали: эти женщины получают мужчин, которые любят шаблоны, а не женщин.
Мужчина, появляющийся на людях с манекенщицей, которая даже не возбуждает его желаний, показывает, что может нравиться, и демонстрирует свою социальную полноценность. И потому клеймить «засилье эротики» — значит попасться в ловушку социальной мистификации.
Но социальную подоплеку у секса не отнимешь, она присутствует в нем и, как все, что искажает чувства, становится пороком, то есть реальностью. Желание возбуждает не сама женщина, а ее «общественная стоимость». Но желание в конце концов все же прорывается наружу и сообщает эротике, воплотившейся в действительность, но не свободной от фетишизма (мужчина желает женщину, цену которой набивает мода, как можно желать проститутку, переодетую конфирманткой), тягостное уныние и вполне модернистское разочарование.
