[68]. Пристыженная, я пишу письмо с извинениями и опускаю его в их почтовый ящик. Такого больше не случится, обещаю я.
Такого действительно больше не случится, потому что девочки и толстуха Памела сегодня уезжают. Какая суматоха! Какой бедлам из наполовину упакованных сумок, сломанных молний, потерянных расчесок, мокрых купальников, подарков для мамы, которые оказываются très fragile[69], завывающих фенов и встревоженной собаки, еще не подозревающей, что ее, бедняжку, сегодня повезут в ужасной клетке в багажном отделении самолета. К счастью, вся эта бурная деятельность не оставляет нам времени на грусть. Наконец все более или менее упаковано, и мы вчетвером отправляемся в Ниццу, в аэропорт. Это только первые проводы из многих, которые ожидают нас впереди. Отныне вся моя жизнь будет состоять из поездок сюда и отсюда, из радостных встреч и грустных прощаний. Я успела полюбить девочек: Ванессу, так бурно переживающую свой переходный возраст и с трудом привыкающую к зарождающейся юной сексуальности, и Клариссу, спокойно и безмятежно ждущую своего скорого расцвета. Надеюсь, что и они чувствуют ко мне что-то подобное, что это чудесное лето сблизило нас. Я очень хочу, чтобы они полюбили меня — не как мать, конечно, но как хорошего друга. Разумеется, мы ни слова не говорим о чувствах, но обе девочки на прощанье неловко обнимают меня и уходят прочь со своими многочисленными сумками, пакетами и свертками. Оглядываясь от стойки паспортного контроля, они машут руками и посылают многочисленные воздушные поцелуи своему отцу и, надеюсь, хотя бы один его новой женщине.
Их отъезд — это первая примета приближения осени. На следующей неделе и Мишелю надо возвращаться в Париж. У меня пока нет работы ни в театре, ни в кино, и я решаю остаться здесь, в «Аппассионате», чтобы серьезно заняться романом и просто потому, что мне пока не хочется уезжать. Мишель будет прилетать ко мне на выходные.
Последнюю неделю вместе мы проводим каждый за своим рабочим столом, готовясь к тому, что французы называют la rentrée — к возвращению из летнего отпуска. Стол Мишеля — шаткое деревянное сооружение, купленное на одной из brocantes[70] вблизи Антиба, — стоит в тени Magnolia Grandiflora. Я выяснила, что родина этих великолепных деревьев — южные штаты Америки. Там их обнаружил ботаник Плюмье, отправленный Людовиком XIV на поиски экзотических растений для королевских садов. Первые экземпляры появились во Франции в начале восемнадцатого столетия. Их назвали в честь Пьера Маньоля (1638–1715), директора Ботанического сада в Монпелье.
