И именно поэтому спорить с ним сейчас мне казалось как минимум неразумным.
– Только обязательно купим зубную пасту. – Мне было жизненно необходимо сдаться с достоинством. Пасть стоя или что-то вроде того. Что у меня не просто разыгралась детская ностальгия, а есть на эти чувства свои разумные и веские доводы.
Я не была на той даче лет шесть, а может, семь. Но я точно знала, что в Салтыковке ничего не меняется.
Есть такие небольшие поселки в трех километрах от МКАДа, которые еще не захватили агломерации, но строиться там никто не желает. Они длительное время остаются нетронутыми в ожидании жилищной войны.
В пятнадцати минутах ходьбы был круглосуточный супермаркет, он появился там еще в девяносто четвертом году, с камерами хранения и тележками, когда и в самых благополучных районах Москвы не всегда можно было найти подобный праздник жизни.
Сашка купил мне зубную пасту, самую дорогую из предложенных, я – «Достучаться до небес» (я не могла простить тому гондону из префектуры, что не досмотрела на Тилля Швайгера), встретились мы, как вы сами понимаете, около стойки с виски и ромом. Когда «Трезвый водитель» достопочтенно поставил машину возле калитки и удалился, перед нами встала первая задача – как попасть за калитку, о смене забора никто из нас не подозревал, видимо бабушка, редко приезжающая в августе для того, чтобы собрать урожай яблок, решила защитить орешник и другие плоды от соседской шпаны. Забор сделали достаточно высоким, из светлого дерева – некрашеный, как раньше темно-зеленой краской, но где наша не пропадала. Друг из Бронкса подсадил меня, и я все-таки усилием воли и мечтой все же выпить за собственную возможность баллотироваться в президенты перепрыгнула на участок.
– Ничего себе.
– Что такое? – испуганно спросил Друг из Бронкса, перекидывая пакеты.
– Елка выросла. Она долгое время не росла, потому что все новые побеги мы обгрызали за отсутствием жвачки. Бабушка так удивлялась. А теперь хоть хороводы води.
– Можем обгрызть. Или срубить перед Новым годом.
Пахло ночью. Это такой сугубо дачный запах, почти выветрившихся костров, деревьев, цветений, соседского приготовления еды. Пахло даже звездами. Они были видны мне впервые за долгое время. И воздух был – как будто талый и прозрачный.
Тишина на дачах особенная – шумная и живая.
Друг из Бронкса молчал. Он никогда не видел меня в подобных условиях, хотя и подозревал, что за черным английским юмором и несколько наигранным высокомерием стоит вот эта песочница возле забора, потрескавшийся асфальт узкой дорожки к дому, шесть соток детства, одним словом.
