«Разве можно понять капризы олимпийцев?[47]» — всплыли в памяти слова Цезаря и его насмешливое и властное лицо.
Мне стало неловко обманывать себя. Зачем сваливать вину на богов? Я сам виноват: вздумал искать Валерия, чтобы узнать правду о Диксипе и бросить её в лицо этому преступнику и… моей несчастной матери. Как прав был Цезарь, упрекая меня в мальчишеской жестокости!
Занятый своими думами, я почти ни с кем на корабле не разговаривал. Зато Валерий был общителен за нас двоих; вокруг него всегда толпился народ, и о чём только они не беседовали! О небесных светилах и о народах, населяющих землю; о знаменитых путешественниках — открывателях новых стран — и о нравах богов. Но больше всего говорили и думали на корабле о пиратах. Все надеялись, что новый проконсул Киликии Публий Сервилий положит конец их могуществу. Те, у кого были друзья в Риме, рассказывали, что Сервилий не захотел, как делали другие наместники, взять для войны с пиратами корабли у провинций, а построил собственный боевой флот: он считал все приморские общины Эллады союзниками разбойников.
«Ещё бы! — думал я, слыша эти речи. — Что ещё им остаётся? Если пираты и берут дань с прибрежных областей, так за то и помогают им во время войны. А что делает для провинций Рим? Как пиявка, присосался к Азии, Африке, Сицилии, Испании… Цари, храмы, целые народы обескровлены! Это только руками откупщиков, собирающих налоги. А ещё есть правители провинций. Их алчность не знает предела. Они не считаются ни с законом, ни с милосердием. А сколько вокруг них мелких взяточников? Разных чиновников и любимцев-рабов?..»
Теперь у меня раскрылись глаза. Я припоминал и по-новому оценивал всё, что слышал о своих соотечественниках. Но эти мысли, конечно, таил от посторонних. Хоть Сулла и отказался от власти, но страшный след его правления всё ещё не изгладился, и люди не доверяли друг другу. Между собою говорили только о таких деяниях сената, которые можно было одобрить.
Экспедиция Сервилия ещё не началась, и мы не очень хорошо чувствовали себя, ежечасно ожидая встречи с хозяевами этих вод. Многие пустились в плавание, как и мы, в надежде, что осенью и зимой пираты отсиживаются в своих крепостях на Тавре, и меньше вероятности встретить в море их миопароны. Действительно, день уходил за днём, а никто на нас не нападал. Мы решили, что пираты укрепляют свои горные селения, готовясь к войне, им теперь не до охоты за кораблями.
По ночам или на рассвете, когда все спали, нам с Валерием удавалось поговорить о своих делах. Его беспокоила моя невыдержанность и ненависть к Диксипу.
