Ни одно плавание в моей жизни не проходило так легко. Мы проскочили благополучно далее водовороты Сциллы и Харибды[45], накидывающихся на мореплавателей в Мессанском проливе. Немного поднявшись к северу, корабль вошёл в глубокий залив и причалил возле Патр.
Я едва дождался, пока опустили сходни, и, оставив позади Валерия, утратившего быстроту, свойственную юности, помчался к конторе, задыхаясь, ворвался в неё, и, заметив изумлённое лицо управляющего, сказал, что очень спешу в Эфес после многомесячной поездки по Испании и вот оставил своего спутника, чтобы узнать, как выполнено приказание компании о льготах тому должнику… Мегадору… Так, кажется, его зовут.
— Я не получил никакого приказа насчёт льгот и подумал, что ты забыл о нём. Я выждал целый месяц и потом назначил аукцион…
Почувствовав, что ноги не держат меня, я сел на скамью, перевёл дух и, насколько мог спокойно, спросил:
— Неужели Волумний не послал тебе приказ? Он подписал его при мне. А теперь по его поручению я заехал проверить, как ты его выполнил. Где же эта семья живёт, раз дом их продан?
— Не дом продан, а дочь Мегадора. Помнишь красавицу Формиону? Отец предпочёл лишиться одной дочери, но сохранить жилище для жены и остальных детей. Деньги, что заплатил за неё богач Стробил из Кротона, покрыли и долг и проценты, так что Мегадор сейчас чист, как ещё не начатая долговая книга.
Формиона… Как поздно узнал я её имя! Словно ошалелый, молча смотрел я на управляющего, когда в контору вошёл Валерий; делая вид, будто не замечает моей растерянности, он спросил:
— Ну, выполнил ты поручение Волумния?
— Он забыл прислать сюда приказ… — с трудом ответил я.
— Забыл? А нам поручил проверить его выполнение! Удивительная беззаботность! Ну и что же?
— Девушка продана…
* * *
Сойдя с корабля в Эфесе, Валерий пошёл составлять отчёт о нашей поездке, а я прямо с пристани побежал к Волумнию требовать объяснений. Теперь в его доме я считался своим человеком и, узнав у привратника, где господин, без провожатых прошёл в сад к излюбленному его месту у бассейна с рыбками. На этот раз он их не кормил. Он читал. И так углубился в чтение, что не услышал моих шагов. Несколько секунд я молча смотрел на него… В воздухе был разлит аромат цветов и нагретых солнцем деревьев. Гудели шмели. Мир, покой, тишина и вокруг и на безмятежном лице Волумния. Бешенство моё возросло до пределов. Ещё секунда молчания, — и я с кулаками кинусь на этого человека!
