– Привет! – Я чмокнул Нину во впалую щечку.
Она поцеловала меня в ответ. Незаметно от стоявшего неподалеку то ли вахтера, то ли контролера, но почему-то в одежде швейцара, нежно провела ладонью по моей щеке.
– Нос вроде не сильно распух.
Я на мгновение задержал руку Нины у своей щеки и мимолетно прижался своими губами к ее ладони.
– Каждое прикосновение твой руки заживляет мой нос, как бальзам открытую рану, – подражая плохому актеру, играющему патетическую сцену, проговорил я томно.
Актрисе понравился мой комплимент. Она, поиграв бровями, кокетливо заметила:
– А ты, оказывается, не лишен поэтического дара, хотя и не журналист.
Я галантно ответил:
– Такая женщина, как ты, вдохновит любого даже бесчувственного человека на поэтические строки.
Нина закатила глаза, показывая, до какой степени она польщена. Потом, как и в прошлый раз, сделала знак контролеру-вахтеру, что я с нею, и мы, миновав фойе, направились по расположенному слева от зрительного зала коридору в конец театра.
– Я отведу тебя к Жене Малютину, – приноравливаясь к моему шагу, проговорила актриса. – У него есть несколько свободных минут до начала прогона спектакля, а потом поедем к Шермановой.
Я развел в сторону ладони, будто показывая, что в них ничего нет.
– Все в твоих руках, и я в том числе.
Нина взяла меня под руку и, заглядывая в глаза, произнесла:
– Сегодня я поговорила с Олей и Женей насчет твоего предложения решить вопрос с пропажей бриллиантов частным образом, не привлекая полиции. Увы, никто сознаться в краже не захотел.
Я состроил кислую мину, выражая, таким образом, сожаление по поводу случившегося.
– Ну, что же, пускай тогда предоставят алиби на момент совершения преступления.
Нина активно закивала:
– Именно об этом мы и договорилась.
– А с Юрой что?
– Пока ничего, – пожала актриса худенькими плечами. – По телефону такой деликатный вопрос не решить, тебе придется ехать к нему в больницу.
Я уже давно настроился на встречу с Юрой в стационаре, поэтому равнодушно ответил:
– Раз надо, значит, поеду.
Мы дошли до конца коридора. Здесь актриса открыла боковую дверь, и мы по темной и очень крутой лестнице поднялись на третий, как оказалось, служебный этаж. В коридоре, опоясывающем зрительный зал, располагался ряд дверей. Мы прошли ровно половину коридора, и Стороженко открыла одну из половинок массивной двустворчатой двери с табличкой «Звукооператор». Друг за другом ступили в полутемную каморку, забитую всевозможной аппаратурой, мониторами, пультами с тумблерами, выключателями, регуляторами громкости, индикаторами, в назначении которых наверняка разобраться мог только специалист. В середине звукооператорской в компьютерном кресле за большим пультом, расположенным под застекленным смотровым окном, за которым прямо напротив виднелась сцена, сидел Малютин. Как и в прошлый раз, он был одет с иголочки, брюки и рубашка отглажены, туфли начищены, пиджак на плечиках висит с внутренней стороны двери. Ничего не скажешь, аккуратист. Да и за внешностью следит: щеточка щегольских усов пострижена, чубчик прилизан, щеки выбриты, как говорится, до синевы, чувствуется аромат дорогой туалетной воды. Красавчик, одним словом.
