Теперь, когда у него был план, на душе стало немного легче. Необходимо сосредоточиться на выживании. Будет время вспомнить своих погибших товарищей, когда он доберется до Нарвика. Не то чтобы они были сильно близки, Кесслер всегда предпочитал книги и уединение гулянкам и веселью, но экипаж есть экипаж.
Голова раскалывалась, шея дико болела. Кесслер сориентировался и направился через ледник к горе, укрывавшей узкий залив. Определить дистанцию на льду сложнее, казалось, до горы всего пара километров, но идти пришлось несколько часов, от чего парень начал прихрамывать. Тут, как назло, на него обрушился шквал с дождем. Кесслер вымок до нитки и продрог до мозга костей.
Он уже подумывал вернуться и попытать удачу с самолетом, как вдруг заметил причудливые очертания частично расположенного на леднике здания. По телу прошла дрожь, но отнюдь не от холода. Это было вовсе не здание.
Кесслер стоял у носа исполинского корабля из прочной древесины с медной обшивкой. Если учесть, как медленно ползут ледники, то корабль застрял здесь, наверное, тысячелетия назад. Ничего подобного он прежде не встречал. Хотя… нет, этого не может быть. Он подумал об иллюстрациях в Библии, которую дедушка читал ему на ночь в детстве. Маленький Кесслер обожал Ветхий Завет и до сих пор помнил размеры корабля — длина триста локтей, ширина его пятьдесят локтей, а высота его тридцать локтей.
«…И погрузил Ной на ковчег каждой твари по паре».
Бендер-Аббас, Иран Настоящее время
Видавший виды корабль слишком долго стоял на якоре в порту Бендер-Аббаса, что не могло не привлечь внимания иранских войск. С ближайшей военно-морской базы послали патрульный катер, направившийся прямиком к стопятидесятиметровому судну.
Корабль носил имя «Норего» и принадлежал Панаме, если верить флагу, развевавшемуся на флагштоке. Похоже, до этого он всю свою жизнь возил смешанные грузы. Подобно деревьям без ветвей, на борту возвышались пять грузовых стрел, три на носу и две на корме. Их окружало множество раскрашенных в яркие цвета контейнеров, выстроенных до самых иллюминаторов на мостике. Несмотря на немалое их количество, судно стояло на воде довольно высоко, так что над водой до нагрузочной марки оставалось не меньше пяти метров красной необрастающей краски. Монотонно-синий корпус судна явно давно не перекрашивали, верхняя часть надстройки и вовсе была зеленоватой. Две дымовые трубы настолько измазались сажей, что их первоначальный цвет определить было невозможно. Над кораблем сгущалась мрачная завеса дыма.
