Лена ждала, не в силах совладать с охватывающим ее волнением.
— Как? Еще раз, пожалуйста. Ага, Хасим Башир. Спасибо.
Доктор положил трубку.
— Ну вот. Хасим Башир.
Она с трудом сдержала вздох облегчения.
— Благодарю вас, доктор Бахтияр.
3 марта 1981 года. Багдад
Что ж, с сомнениями относительно личности тяжелораненого солдата, которые грозили перерасти в навязчивую идею, было покончено. Трудные и однообразные госпитальные будни почти стерли из памяти Лены все мысли о нем. Только однажды, недели полторы спустя, она мимоходом поинтересовалась у Интисар:
— Как там тот тяжелораненый, без ног?
— Он в коме, мадам Лена. После операции он так и не пришел в сознание, — последовал ответ.
Самые серьезные лежали в двух больших палатах на первом этаже старого крыла госпиталя рядом с помещением интенсивной терапии. Словосочетание «самые серьезные» было эвфемизмом определения «безнадежные»: почти каждый день трупы солдат, умерших от тяжелых ран, отправлялись оттуда в морг. Лена отдежурила там лишь пару раз, потому что неожиданно столкнулась с проблемой, о которой и не подозревала раньше: нередко ей просто не удавалось разобрать на чужом языке просьбы или жалобы раненых, высказываемые слабым и нечетким голосом или даже шепотом. А она-то считала, что трудностей с устным арабским у нее уже нет!
Когда она честно призналась в этом старшей медсестре, мадам Борсайд, та сказала: «Что ж, мадам Лена, я понимаю» и больше не назначала ее на дежурство в эти палаты. Зато там довольно часто дежурила Интисар.
В тот день Интисар пришла на работу с красными глазами.
— Что случилось? — спросила Лена.
— У нас умер отец, — ответила девушка. — Полчаса назад звонили из больницы. Худа еще не знает.
— И что с ним было?
— Рак, — вытирая глаза платком, проговорила Интисар. — Он тяжело болел последние два года. Мы видели… — она не договорила.
Лена обняла девушку. По рассказам Интисар она знала, как они с Худой, еще в детстве оставшись без матери, любили своего отца.
— Ступай домой, Интисар, — мягко проговорила она. — Вам же надо… ну, в общем, иди. Я за тебя отдежурю.
— Но я…
— Знаю. Ты дежуришь сегодня у тяжелых. Ничего, я справлюсь. Иди, я сама скажу мадам Борсайд.
3 марта 1981 года. Багдад
Нет, все-таки зря она напросилась в ту палату, не предполагая, что здесь ее недавний ночной кошмар повторится наяву.
Она немедленно выделила из двух десятков солдат его.
…На койке лежал обрубок человека — она не смогла найти иного определения. Голова его была полностью забинтована, оставалась лишь неширокая щель для глаз. Они были закрыты.
