Я не верю своим ушам. Кармен готова пойти на то, чтобы ампутировали ее гордость, ее торговую марку…
Шелтема качает головой.
— На этой стадии оперировать сложно, — говорит она. — Опухоль слишком большая. Мы не можем точно определить, как далеко распространились раковые клетки. В случае если мы прооперируем молочную железу, существует опасность, что опухоль затронет рубцовую ткань ампутированной груди, и станет еще хуже. Операция возможна только тогда, когда мы знаем наверняка, что опухоль в груди съежилась.
Она сообщает это таким тоном, как будто мы должны обрадоваться.
— Есть еще один метод воздействия на опухоль, который мы иногда практикуем, — это гормональное лечение. (Да, конечно, гормональное лечение! Я помню, что где-то читал об этом.) Но он в вашем случае тоже не подходит. Анализ крови на рецепторы к эстрогену дал отрицательный результат. А это значит, что раковые клетки не среагируют на гормоны. Но хуже всего то, что, как показала биопсия, опухоль диффузная… (Ну же, продолжайте!) и, возможно, раковые клетки уже проникли в кровеносные сосуды, а это, сами понимаете…
Нет, я не понимаю, потому что естественные науки проходил только в школе и, пусть кому-то это покажется странным, до недавних пор преспокойно существовал, не задумываясь о раке. Поскольку по выражению лица Кармен можно догадаться о том, что и она не знает, о чем идет речь, Шелтема продолжает свою лекцию, напоминая мне диктора детского телевидения, разъясняющего, почему взрослые развязывают войны.
— В общем, все это выглядит так. Клетки крови курсируют по всему телу. А значит, и раковые клетки тоже. Онкомаркеры в вашей крови еще не достигли критического уровня, но все равно высока вероятность того, что раковые клетки уже распространяются по всему организму.
Я и Кармен долго и молча смотрим друг на друга. Я поглаживаю ее руку большим пальцем. Шелтема умолкает. Но лишь на мгновение.
— Если мы сейчас ничего не предпримем, боюсь, вы проживете лишь несколько месяцев. Год, в лучшем случае.
Ее реплика — не более чем логический вывод из всего сказанного, но эффект от нее сравним с ударом обухом по голове. Итак, приговор наконец озвучен. И его страшный смысл примерно таков: женщина идет к врачу и узнает, что жить ей осталось несколько месяцев. Кармен начинает дрожать, подносит руку к губам и плачет, сотрясаясь всем телом. У меня внутри все сжимается. Я обнимаю ее одной рукой, а другой крепко держу за руку.
— Это, конечно, удар для вас, не так ли? — Шелтеме не откажешь в проницательности. Мы молчим. Сидим, обнявшись. Кармен в слезах, я в шоке.
