Когда мужики стерли с пальцев добытую ими млечную жижу, я услышал свой голос: «Надеюсь, вы получили удовольствие, грязные скоты». И, бодро устранив непорядок, случившийся под моими фланелевыми брюками, покинул сцену, унося с собой то немногое, что уцелело во мне от барского достоинства. Тусклая пелена стыда уже начала облекать мою душу. Впрочем, едва я сделал от силы десяток шагов, как меня вновь осенило вдохновение: я выгреб из кошелька горсть копеек, обернулся и метнул их в сторону моих ухмылявшихся компаньонов. Солнечный свет уже тускнел, монеты не заблестели в нем, и ни один из получателей моего щедрого дара не поспешил их подобрать.
— Давалка, — крикнул мне в спину мужик помоложе, однако старший его товарищ, более благоразумный, тот, что со шрамом, поспешил закрыть ему рот ладонью.
Усаживаясь на мой спортивный «Энфильд» — случилось ли им хоть раз, хоть раз в жизни проехаться на такой прекрасной машине? — я увидел, как они усердно шарят в стерне, собирая монеты.
В следующие недели на стволах деревьев, спинках скамей, перилах моста и даже в стоявшей у оврага беседке с цветными стеклами начали появляться грубо процарапанные надписи, обвинявшие меня в утехах до крайности скверных. Я пытался соскабливать перочинным ножом те, что попадались мне на глаза, но, подобно ученику чародея, быстро обнаружил, что поступок, совершенный мной в только что описанный день, породил разлив, сдержать который невозможно. На смену соскобленным мной словам приходили во множестве еще более грубые, и вскоре прогулка по лесу обратилась в чтение обвинительных актов, выносимых мне со всех сторон. Я-то думал, что мои покорные мужички грамоты не знают, — ан нет, по-видимому, сельская школа, которой дядя Рука пожертвовал несколько лет назад немалые деньги[26], научила их выражать свои мысли с самой что ни на есть скотской прямотой.
— Похоже, ты стал предметом широко распространившейся клеветы, — сказал отец, на неделю приехавший к нам из полка.
Лицо его скрывала от меня издаваемая им газета с ее мрачными заголовками.
Я ответил, что не понимаю, о чем он говорит.
— Не притворяйся, будто ты ничего не заметил. Все остальные заметили.
Последние три слова застали меня врасплох и изрядно усилили мое заикание.
— Хотел бы я знать, что из этого следует, — продолжал отец, опуская газету и вперяясь в меня вопросительным взглядом. — Такие обвинения из ничего не рождаются.
— Я не знаю, откуда они взялись, — соврал я.
