Выпили за «обрусевших» немцев. Потом разговор разбился на группы. Когда в компании больше трех человек, совместной беседы хватает, в лучшем случае, на три рюмки. Впрочем, после десятой общего разговора не гарантировано и у троих.
Кстати, есть такой анекдот:
Собрались трое — француз, американец и русский. Все экстремалы.
Француз первый рассказывает, как они рискуют:
— Собираются десять месье, приглашают десять мадмуазелей. Расходятся по кабинетам. Одна из них с сифилисом, которая — не знаем.
Рассказывает американец.
— Собираются десять джентльменов. Садятся в десять машин и устраивают гонки. Одна из машин без тормозов, которая — не знаем.
Третьим рассказывает русский.
— Собираются десять мужиков на кухне. Рассказывают политические анекдоты. Один из них стукач, кто — не знают.
В анекдоте есть текст и подтекст. Для иностранца все похоже на русскую рулетку, только у француза и американца один патрон в барабане, а у русского — все.
Для русских же барабан полный, но все патроны холостые. За анекдоты, тем более на кухне, ни при Хрущеве, ни при Брежневе не сажали.
В это время обвинение в антисоветской агитации можно было предъявить всему населению Советского Союза. В первую очередь: Политбюро, ЦК, партийным активистам и прочим членам партии. Чтобы сесть по этой статье, нужно было приложить очень большие усилия. Проклятые толитаристы не хотели сажать, хоть сдохни.
В диссиденты просились миллионы, а репрессировали несколько десятков (точнее, 261 человека) и то, скорее всего, по блату.
Диссидентом в СССР быть было выгодно и престижно.
Материальная помощь Запада, известность, возможность получить гражданство и гарантированная работа после получения этого гражданства. К сожалению, прижимистый Запад платил немногим, иначе в СССР остался бы один Леонид Ильич Брежнев.
Вот поэтому наши собутыльники и говорили, что на ум взбредет, нимало не смущаясь товарищей из КГБ.
Утром, не похмелившись, ведь «водка выпита до капельки вчера», мужики тронулись в путь. Тащить тридцатикилограммовые рюкзаки с похмелья — занятие не для умных, да и на охоту только такие дураки, как мы, ходят. Примерно так думал Парашкин, протопав с километр, и, похоже, не он один. Отдыхать садились каждые полчаса. Собаки грызлись всю дорогу, делили власть. Главаря не выбирали, вожаком, безусловно, признали Витима, но второе и третье места тоже призовые. И, конечно, никому не хотелось быть последним. Властолюбие, вот основной инстинкт, что у животных, что у людей. Если найдется в коллективе человек, не участвующий в борьбе за место на иерархической лестнице, значит, он уже стоит на самой вершине. Хотя остальные могут об этом не догадываться, власть не всегда стремится к публичности.
