Вы же были всего лишь последышами, скопищем, толпою, неискушенной в военном деле, людьми, никогда не знавшими каких-либо иных занятий, кроме обработки полей, торговли, ремесел. Когда же на вашу страну нападали иноземные завоеватели, они принуждали вас, блуждающих словно овцы без пастуха, покидать ваши овчарни, и так продолжалось, пока римская мощь не возвращала вас снова в ваши владения. Ужели вы вечно будете уповать лишь на чужую поддержку и не возьмете в свои руки щитов, мечей, копий против грабителей, которые никоим образом не могли бы осилить вас, когда бы не ваши вялость и косность? Римлянам уже опостылело постоянно пускаться в путь, который им нужно преодолеть, чтобы вместо вас сойтись с неприятелем. Они предпочитают скорее лишиться дани, которую вы им вносите, чем подвергаться и впредь таким же, как ныне, превратностям на суше и на море. Что же дальше? Если в те времена, когда в нашем королевстве насчитывалось достаточно воинов, вы были безоружной и беззащитной толпой, то неужто вам теперь мнится, будто в вас не осталось ничего человеческого? Разве люди появляются из материнского чрева с предуказанной им заранее участью и от поселянина не рождается воин и от воина поселянин? Воин, бывает, происходит и от мошенника и мошенник от воина. А раз дело обстоит таким образом, и любой и всякий может быть отпрыском любого и всякого, то я отнюдь не считаю, что в вас не осталось человеческих качеств. А раз вы по-прежнему люди, то и ведите себя, как полагается людям, воззовите к Христу, дабы он вложил в вас отвагу, и отстаивайте вашу свободу».
По окончании речи Гветелина народ разразился громкими криками, которые свидетельствовали о том, что он преисполнился внезапно обуявшей его отвагой.
91. После этого римляне настойчиво призывают к стойкости боязливый народ и оставляют ему наставников, дабы те обучили его пользоваться оружием. Они также велят возвести по берегу моря на южной оконечности острова, где находились их корабли, ибо отсюда, как опасались, вероятнее всего были нашествия чужестранцев, расположенные на некотором расстоянии друг от друга дозорные башни, дабы наблюдать с них за морем. Но легче превратить коршуна в ловчего сокола, чем землепашца в обученного владению оружием воина, и кто хочет вложить в поселян глубокие знания, тот мечет жемчуг пред свиньями. И как только римляне, распрощавшись с намерением когда-либо вернуться сюда, отплыли с острова,[202] с кораблей снова высаживаются укрывавшиеся в Ибернии вышеназванные Гваний и Мелга, а также премерзкие ватаги скоттов, пиктов, норвежцев, данов и прочих, приведенных ими с собой; и захватывают всю Альбанию до самой стены. Узнав об уходе из Британии римлян и о возвращении сотоварищей, их былые сообщники принимаются за привычное дело – терзать и грабить страну. В связи с этим на стене повсюду ставят землепашцев, никудышных, скованных страхом вояк, неспособных по этой причине даже искать спасения в бегстве и к тому же расслабляемых дни и ночи отупляющей и нелепой бездеятельностью. Между тем враги, пользуясь шестами с крючьями, непрестанно стаскивают со стен этих горемычных защитников, которые сваливаются на землю и расшибаются. Кого постигала такая гибель, те своей преждевременной смертью и своим быстрым концом были по крайней мере избавлены от того, чтобы присутствовать при неотвратимых и ужасных мучениях их братьев и чад.
