— Они тоже откуда-то переместились?
— Я так думаю.
— И нет возможности вернуться?
— Никакой. Скорее всего, мы заброшены так далеко, что трудно даже представить. Миллиарды световых лет или даже больше… Теперь попытаемся выжить здесь.
— Но у меня на Фалконе остались родители! — воскликнул Монро.
— А у меня жена и трое детей. Младшей дочке — восемь лет.
— Невероятно, — покачал головой Монро. — А все из-за того, что мы стали грабить их могилы.
— Их?
— Ну да. Мы стали грабить могилы древних, да и не только мы, но и всякая другая сволочь, — с отчаянием в голосе произнес Жак. — На Конфине, в мире, где жили те, с лягушачьими головами… А они нас р-раз — и столкнули лбами… И теперь все воры лупят друг друга… Что ни говори, а это самое лучшее наказание… Самое лучшее.
— Прекрати истерику! — резко произнес Вильямс и, схватив Жака за плечи, крепко встряхнул.
— Извините, сэр, — выдохнул Жак и всхлипнул. — Просто не думал, что придется попасть в чистилище живьем.
— Надеюсь, это еще не чистилище. Наконец Жак взял себя в руки, поправил автомат, подтянул бронежилет и сказал:
— Ну все, сэр, я готов идти дальше.
Начальник финансового отдела Имперского торгового агентства последний раз пробежался глазами по цифрам и отбросил документ в сторону.
«Проблемы, проблемы, проблемы. Каждый день приносит новые проблемы», — мысленно сокрушался он, помешивая ложечкой остывший кофе.
— Зельда, замени мне кофе, этот совсем остыл! — обратился он к секретарше и, в ожидании горячего напитка, поразмышлял еще, а когда заметил, что кофе все еще не заменили, рявкнул, как бешеный буйвол.
— Зельда, твою мать! Тварь! Без работы! На улицу…
И тут до мистера Харченко дошло, что его вопли никто не слышит, поскольку только вчера, по его личному указанию, дверь и стены кабинета подвергли дополнительной звукоизолирующей обработке.
— Чего, собственно, орал, толстый болван, — обозвал себя Харченко. Он любил себя поругать и считал это проявлением самокритики. — Старый придурок, толстый козел и сухой парикмахер, мечтающий трахнуть свою секретаршу! — произнес Харченко длинную тираду и даже весь залоснился от удовольствия и объективности.
Неожиданно дверь открылась и появилась Зельда с подносом, на котором стояла чашка горячего кофе.
— Зельда?! Ты чего тут? — испугался Билл Харченко.
— Но вы же сами просили кофе, — удивилась та.
— Но ведь… звукоизоляция.
— Да, сэр, звукоизоляция, — подтвердила стройная Зельда и поставила кофе на стол. — Только нужно хоть изредка выключать селектор, а то в приемной перед посетителями стыдно…
