Желябов (обрывая его). Успеем, Ваня, у меня расчет – успеем. Анна, лошадей продай и уезжай, тут кончено.
Якимова начинает собирать вещи.
Окладский. Ну? Когда?
Желябов. Провод хороший?
Окладский. Техник сказал – хороший.
Желябов. Мины как?.. Боюсь, горячка у меня, надо бы самому все руками прощупать!
Окладский. Мины, как велели, Андрей Иванович, одна на юг глядит, вторая – в сторону Лозовой.
Якимова. Андрей, ты болен, ляг, ты так говоришь…
Желябов (раздражаясь). Болен, конечно, болен! Цинк, провода, динамит, шпалы, подкопы, катушки, цилиндры! Анна, мне в кружки надо, в общество, пропагандировать, движение создавать. Сейчас ноябрь, а я, как крот, роюсь здесь с вами с мая месяца!.. Простите меня… я и вправду нездоров… дело сделано, а не сделаем – снова начнем, Ванечка, снова! И так до эшафота, до эшафота… Жар в самом деле. Скверно! Пошли!
Железнодорожная насыпь. Темно. Желябов и Окладский. Отдаленный стук поезда.
Желябов. Ванечка, сейчас первое дело твое, смотри, там царь, не дрейфишь?
Окладский. Андрей Иванович, с вами-то?
Желябов. С нами-то все может случиться. Его смерть и наша рядом ходят!
Стук поезда сильнее.
Окладский. Андрей Иванович, вы для меня… да меня миловать станут – в глаза им плюну, режьте – не приму вашей милости!.. Андрей Иванович, а если не удастся?
Желябов. Не удастся? Так в другом месте удастся! Смотри!
Окладский (кричит). Жа-арь!
Стук поезда резко обрывается. Тишина. Тьма.
7
Камера Петропавловской крепости. Окладский валяется на койке. Входит Ду р н о в о.
Дурново. Что ж, Окладский, веревка!
Окладский. Что, чего…
Дурново. Не понимаешь? Смертный приговор готов, а дальше вот это. (Берет себя за горло.) Не понимаешь? Очнись, очнись… Слышишь меня? (Подходит и трясет его.) Государь император в неисчерпаемой милости своей еще может помиловать приговоренных, слышишь, помиловать.
Окладский (с жалкой улыбкой). Всех помиловать нельзя… Я за одно преступление на смерть осужден, а вот Квятковский за четыре, как же всех равнять?..
Дурново. Только царскую-то милость заслужить нужно, доверие-то царское оправдать… Ты православный, в бога веруешь? В Христа веруешь?
Окладский. Верую, заслужу. (Рыхло падает на колени.) В ногах его валяться буду, дерьмо есть стану…
Дурново (ласково). Зачем же… встань… ты вот о чем посуди. Ты рабочий, мастеровой человек, тебя руки кормят, ремесло твое, а с кем ты связался, с интеллигентами, да что ты для них? Я понимаю, если б ты за жалованье ратовал, за прибавку себе, а ты? Ну что у тебя с ними общего? Им свои теории надо провести, на твоем загривке в атаманы въехать, в правители, на место царя стать, а ты, как был мразь, так мразью и останешься. Ты для них, знаешь, как гвоздь – загнали по шляпку, доска и держится. Они рассуждают, они книги пишут, газеты, а ты? Что ты из этого знаешь? Да ничего ты не знаешь – рот открыл и слушаешь, что скажет интеллигент, а потом на смерть за него идешь, на муки, на позор, как… завтра.
