.) Но я их понимаю… Однако же если быть справедливым…
Входит Сановник.Славянофил и Западник сдержанно кланяются ему.
Западник. У вас есть билет к эшафоту?
Сановник (возбужден, у него в руках газета). Вы послушайте, вы послушайте, господа, что они теперь-то пишут! (Читает газету.) «Царь убит. Русский царь у себя в России, в своей столице, зверски, варварски, на глазах у всех. Вот как а? Вот как они теперь пишут в своей слезливой газетенке! А кто, как не они?.. Кто, как не они, наши доморощенные либералы, толкали его на реформы, на бесконечные изменения, преобразования, улучшения, усо-вер-шен-ство-ва-ния? А? Кто, я вас спрашиваю!
Входят крестьянин и крестьянка.
Крестьянин. Здесь, что ли, станем?
Крестьянка. Как скажешь…
Торговка. А ну, рязанский, помоги!
Крестьянин. Помочь можно, отчего не помочь. (Берется за ящик.) Тетка, булькает что-то. (Рывком поднимает ящик.)
Торговка. Да тише ты, скаженный, не разбей, а то я тебе булькну – товар весь попортишь!
Сановник (продолжая читать газету). А теперь они пишут: «…русскою же рукою. Пусть жгучая боль стыда и горя проникнет из конца в конец нашу землю…»
Крестьянин (отнес ящик в подворотню). А здесь видать будет?
Мастеровой (возвращаясь). И чего тебе видать-то надо! Ну, народ…
Крестьянин. А как злодеев кончать будут. Всякому посмотреть лестно… У государя и указ, говорят, готовый на столе лежал, чтобы, значит, платежи за землю сымали, а господа его за это и…
Торговка. Впервой в Петербурге, что ли? Болтаешь, гляжу, много. (Пробуя голос) А ну, кому горячие, а вот горячие!..
Сановник (продолжая читать). А теперь они пишут: «И содрогнется в ней ужасом и скорбью всякая душа!» Позволю себе спросить, милостивые государи, где душа ваша раньше-то была?!
На перекрестке становится оживленнее. Толпа растет.
Справа на авансцене – домашний кабинет товарища прокурора Муравьева. Слева – камера Желябова.
Николай Валерианович Муравьев – молодой человек, быстрый и нервный. Он готовит обвинительную речь. Работает серьезно, без тени иронии. Готовые места произносит вслух, с пафосом, увлекаясь, воображая перед собой зал суда.
Желябов готовится к защите. Так же, как и прокурор, он пробует репетировать некоторые места своей речи. Так же, как и прокурору, ему едва исполнилось тридцать лет.
Муравьев. Провидению было угодно избрать меня голосом русской совести… Это моя Плевна… (Задумывается.) Главное – торжественность и в необходимом месте – страсть. (
