— Спасибо, товарищ полковник. Буду ждать встречи. А теперь пойду, а то мой напарник заждался. Да и холодно нынче, простудится. Так прощевайте…
Когда пункт связи под Зеленым остался позади, нудная морось превратилась в настоящий снегопад. Но белые пушистые хлопья, укрывая землю причудливым кружевом, сразу же таяли. Только на горах, что возносились к небу, белели ослепительные латки снега.
В низине, куда вскоре спустились Мамчур и Бегунец, ветерок еле потягивал. Потом выглянуло солнце, и окрестные холмы озарились тем ласковым светом, который свойствен в эту пору только заросшим пихтами Карпатам. Возвращались они с пустыми руками. Тайного письма на пункте связи не оказалось.
Ранним декабрьским утром в бункер вошел Песня.
— Чего загрустил, друже? — спросил он, поздоровавшись за руку с Дипломатом. — Кажется, как раз у тебя оснований для печали меньше всего.
— Это правда, — ответил Ильчишин. — Но меня тревожит состояние рации. Орех, будь он неладен, не может ее починить. Говорит, для этого нужны какие-то детали. Придумай что-нибудь, друже.
Песня вздохнул, беспомощно развел руками:
— Ты же знаешь, появляться в городе рискованно.
— А может, все-таки пошлем кого-нибудь? — с надеждой спросил резидент. — Ну, хотя бы Мамчура?
— Об этом поговорим, когда он вернется, — недовольно буркнул Песня. — Посмотрим, с чем придет.
Ильчишин поднялся со скамьи, насупившись, зашагал по тайнику, стены которого теснили его со всех сторон.
Он никак не мог привыкнуть к жизни в бункере. Каждое утро, вставая с постели, больно ударялся о верхние нары, чертыхался и мысленно проклинал тех, кто послал его с тайной миссией на Украину. Наслушавшись рассказов Песни про операции «ястребков» и чекистов, он вздрагивал от каждого звука, который проникал по ночам через отдушины подземного жилища.
В первую же ночь переселения рядом с бункером явственно прозвучали шаги. Ильчишин соскочил с нар, схватил бесшумный автомат и растормошил Миколу.
— Возьмите себя в руки, — спокойно ответил Мамчур. — Разве вы не знаете, что в это время местность осматривают боевики Песни?
У эмиссара отлегло от души, но он так и не смог заснуть до утра.
Раздражало Ильчишина буквально все, а больше всего положение, в котором он оказался. Он, полномочный представитель Мюнхена, попал в полную зависимость к какому-то референту краевого провода. И хотя Песня вел себя тактично, в его тоне звучали нотки превосходства.
«Ну, погоди, — раздумывал шпион, — пусть только вернется Микола! Тогда первым делом поставлю вопрос о рации, и ты у меня не выкрутишься».
