- Это испытание, - ответил Озноби кротко. - Спаситель испытывает мою веру в него.
- Я не Иса, а могу приказать либо убить тебя, либо освободить. И ежели я это сделаю, разве это сделает твой Иса?
- Иисус, - подтвердил Михаил. - Твоими руками.
- Как он может сделать это моими руками, когда я не верую в него? Я верую в Аллаха, единственного и могущественного. Ибо сказано: нет бога, кроме Аллаха, а Мухаммед - пророк его...
Ночью Бабиджа пробудился от неприятного ощущения в желудке и горечи во рту, он прижал руку ниже ребер, и вдруг резкая боль перехлестнула низ живота. Короткий стон сорвался с его губ. "Неужели от дыни? - подумал он в страхе. - А если..." - и его спина и грудь покрылись клейким холодным потом.
- Нет, нет! - произнес бек вслух и закричал: - Ахмед! Ахмед!
Встревоженный слуга явился перед Бабиджей в распахнутом халате, без чалмы, бритоголовый.
- Отнеси ту книгу Озноби, - распорядился бек слабым, болезненным голосом.
Ахмед удивился:
- Какую книгу?
Непонятливость слуги рассердила Бабиджу.
- Что в углу лежит! Урусская книга! Которую Амир принес.
- Сейчас отнести?
- Сейчас! Сейчас! - пронзительно закричал Бабиджа, совершенно теряя над собой власть. А когда слуга исчез, подумал: "Будь она неладна! О Аллах! Спаси и защити!"
Глава тринадцатая
Наутро страшное известие потрясло Сарай - умер хан Джанибек.
Шестнадцать лет царствовал хан, к нему так привыкли, что считали его существование вполне естественным, как жару летом, а стужу - зимой. Никому и в голову не приходило, что он когда-нибудь умрет, хотя он был такой же смертный, как и все остальные.
Однако смерть хана Джанибека взбудоражила Сарай, точно внезапный ливень муравейник. Благоразумные ходжи, беки, нойоны тотчас же в суете стали покидать город, объясняя свой отъезд вынужденной перекочевкой: в самом деле, приближалась зима, и стада богатеев с летних пастбищ устремились в низины, к морю, где были прекрасные зимние пастбища. Но не это погнало их из теплых жилищ, а страх... Каждый из них предчувствовал беду.
У хана осталось много взрослых сыновей, каждый из которых имел свою ставку вне города и своих сторонников в самом городе. А когда так много достойных претендентов на престол - конец порядку и спокойствию!
Бабиджа считал себя не глупее других, засобирался тоже. В двух переходах от города, к югу, находились два его больших аула с табунами коней и отарами овец. К любому из них он мог присоединиться. К этому его побуждали хорошо сохранившиеся в памяти события недалекого прошлого. Он помнил, как его отец бежал из Сарая, когда хан Узбек, сын Туличи, с эмиром Кутлуг-Тимуром убили хана Ильбасмыша, сына Токты, и устроили в городе резню. Он помнил также, что после смерти хана Узбека его сын Джанибек перерезал своих братьев - Тинебека и Хызрбека - и заодно неугодных ему эмиров. Теперь могло повториться то же самое, и поэтому, рассудил Бабиджа, лучше быть подальше от города, покуда в нем не воссядет новый хан.
